Увидев на крыше лучников, подступающие мужики остановились в десятке шагов от острога. Толпа выпустила вперёд человека, который раскинув пустые руки, приблизился к воротам и постучал.
— Кто таков? Чего надо? — спросил Дуболом через малое окошко в двери.
— Отдайте колдуна по-хорошему. Остальным ничего не сделаем, — заявил парень, даже и не подумав представится.
— Ишь ты, хупавый какой. А знаешь ли ты, что здесь распоряжается княжеский воевода? Если вы ударите по нас, потом за крамолу ответить придётся.
— Про то никто и не узнает, — ухмыльнулся парень.
— Одумайся. Половину села порубим, — попытался образумить селянина Дуболом
— Моё дело предложить… — пожал тот плечами и вернулся обратно к своим.
В мужиков явно вселился бес. Чего бы им ни наговорили про злого колдуна, нападать на княжеских дружинников было с их стороны полным безрассудством.
Но они напали.
После первой попытки прорыва, повстанцы отхлынули, оставив лежать возле ворот четверых, с торчащими из тел стрелами. Двое ещё корчились, а двое, видимо, уже отошли. Среди селян порочных дел мастеров не нашлось, и бить ворота тараном они не додумались. Толпа стала растягиваться, беря двор почти в сплошное кольцо, за исключением крутой надречной стены. Теперь пятью луками нечего было и думать остановить напор. Выпустив ещё по стреле и, вроде бы, кого-то даже зацепив, Рыжий увёл разбойников с крыши. Чего доброго, ворвутся мужики внутрь и непросто станет к своим пробиться.
Острог может зверя, какого, или там мелкую шайку и сдержал бы, но сотня селян управилась с ним довольно легко. Воевода с Дуболомом, прикрывая один другого, лихо рубили головы лезущим в проделанные щели мужикам. Лишь однажды, пожалев слишком уж юного паренька, Заруба ударил плашмя. Оглушил того, не убивая, да и сам доброте своей подивился.
Скоро ополченцы полезли отовсюду. Дружинники отступили к хоромам, куда уже вернулись лучники. Сам Рыжий, опасаясь скорого пожара, догадался выпустить из пристройки лошадей. Теперь животные носились по тесноте двора, сбивая с ног и топча зазевавшихся селян. Когда Рыжий, последним из всех, заскочил в дом, двери заперли, заложили бревном. После чего, для верности, принялись заваливать проход лавками, столами, бочками, всем, что попадало под руку.
— Ну что, десяток уж точно положили, — довольно ухмыльнулся Заруба. — Если не сразу решат полымя пускать, то самое малое ещё столько же уложим.
Дом палить пока никто не собирался. Предприняв попытку снять дверь с петель, но, потерпев неудачу, свищевские взялись рубить её топорами — это у них выходило куда толковее. Осаживая напирающих селян, двое разбойников поочередно стреляли из луков сквозь единственное выходящее в эту сторону оконце, но натиск не ослабевал. Когда дверь изошла на щепки, воевода распорядился подниматься наверх. Сам же с Дуболомом остался до поры внизу.