После вылазки к Эйфелевой башне он вернулся в отель. Это было без десяти одиннадцать. Ресторанчик на первом этаже уже закрылся, а в номер еду здесь не подавали. Вот в каких гостиницах приходится жить, когда расходы оплачивает Интерпол. Не отель, а дыра какая-то: вытертые ковры, жесткая постель, а питание — строго с шести до девяти утром и с восемнадцати до двадцати одного вечером.
Как быть? Или тащиться под дождь, разыскивать какую-нибудь ночную забегаловку, или воспользоваться услугами так называемого «чудо-бара» — маленького холодильника, притулившегося между шкафом и душевой.
Еще одна вылазка под дождь абсолютно исключалась. Значит, придется довольствоваться «чудо-баром». К брелку с ключом от номера был прикреплен специальный ключик. Маквей открыл холодильник и достал оттуда сыр, галеты и швейцарский шоколад в треугольной упаковке. Еще в «чудо-баре» обнаружилась бутылочка на удивление приличного «сансерра». Позднее, взглянув на прейскурант в ящике стола, Маквей понял, в чем дело: бутылочка стоила сто пятьдесят франков, то есть почти тридцать долларов. Для гурмана — пустяк, для полицейского — крупная сумма.
К половине двенадцатого Маквей уже кончил злиться по этому поводу и собирался отправиться в душ, но тут зазвонил телефон. Это был комиссар Нобл из Скотленд-Ярда. Комиссар звонил из дома.
— Маквей? Подождите, пока к разговору подключится Майклс Это наш патологоанатом, он на другом телефоне.
Маквей завернулся в полотенце и уселся на стол.
— Маквей, вы слушаете?
— Да.
— А вы, доктор Майклс?
— Да, я здесь, — послышался молодой голос.
— Отлично. Итак, доктор, расскажите нашему американскому другу, что вы установили.
— Это касается головы, — пояснил доктор.
— Вы установили личность убитого? — оживился Маквей.
— Пока нет. Пусть доктор объяснит, из-за чего опознание настолько затруднено. Прошу вас, мистер Майклс.
— Да-да. — Патологоанатом откашлялся. — Как вы помните, детектив Маквей, в голове почти не осталось крови. То есть ее там фактически вообще не было. Поэтому крайне трудно было определить момент наступления смерти. Я думал, мне все-таки удастся как-нибудь исхитриться, но, увы, ничего не вышло.
— Что-то я вас не пойму, — нахмурился Маквей.
— После вашего отъезда я сделал следующее: измерил температуру тканей, взял образцы и отправил в лабораторию на анализ.
— Ну и?.. — зевнул Маквей. Ему хотелось поскорее завалиться в постель.
— Так вот, голова была заморожена. Заморожена, а потом оттаяна.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— С подобными случаями я сталкивался, — сказал Маквей, — но обычно такое сразу заметно. Ведь внутренние участки мозга оттаивают медленнее, чем внешние слои. Разница температур говорит сама за себя.