Рэкфорд закрыл глаза и отвернулся от жены.
— Ты представить себе не можешь, чего требуешь от меня.
— Нет, я прекрасно знаю, чего тебе стоит вернуться в Торкэрроу, — промолвила Джесинда и погладила мужа по плечу. — Когда ты расскажешь мне обо всем, Рэкфорд? Когда наконец раскроешь передо мной душу? Я знаю, что Редж и Джастин были в Торкэрроу в ту роковую ночь, когда ты убежал из дома.
Лорд повернулся к жене, и она заметила, что он побледнел.
— Ты и об этом знаешь? — изумленно спросил он. Джесинда кивнула.
— Ты не хочешь говорить на эту тему?
— Нет, — решительно ответил он.
— Ну хорошо, — грустно промолвила она. — Но я уверена, что ты должен съездить к родителям. Это нужно не столько твоему отцу, сколько тебе самому и твоим будущим детям. Необходимо положить конец вражде.
Они молча смотрели друг другу в глаза. Джесинда видела, что Рэкфорд борется с собой. На его скулах ходили желваки, выражение лица было исполнено горечи и ожесточения.
— На этот раз ты будешь не один, дорогой, — вновь заговорила Джесинда, взяв Рэкфорда за руку. — Я всегда буду рядом с тобой. А потом мы уедем в Европу. Не сомневаюсь, что у нас будет великолепный медовый месяц.
Зеленые глаза Рэкфорда потемнели, как океан во время шторма. И все же он, высунувшись в окно, приказал кучеру ехать не на восток — в Дувр, а на запад — в Корнуолл.
Длившаяся четыре дня поездка в Корнуолл оказалась изнурительной. Часто меняя лошадей на почтовых станциях, Рэкфорд и Джесинда спешили добраться до Торкэрроу. Они находились в дороге весь световой день, до десяти вечера, а на рассвете снова отправлялись в путь. Такой темп установил Рэкфорд. Всю дорогу он находился в дурном расположении духа и постоянно ворчал. Ему не нравилась еда на постоялых дворах, летняя жара, пыль, скрип колес. Он жаловался на то, что им приходится целыми днями сидеть в тряской карете.
— Не так я представлял себе наш медовый месяц, — раздраженно сетовал он.
Джесинда старалась во всем потакать мужу, понимая причины его раздражения. Рэкфорд с большой неохотой и опаской возвращался в дом, в котором с ним жестоко обходились и из которого он бежал. Он успокаивался только тогда, когда, скинув сюртук, ложился на крышу экипажа, прямо на укрепленные на ней чемоданы и тюки с багажом, и праздно смотрел в бескрайнее небо, наслаждаясь тем, как припекает солнышко и дует легкий теплый ветерок. Джесинда понимала, что он собирается с силами, чтобы преодолеть прошлое и вытравить из своей памяти мучительные воспоминания не только о жестокости отца, но и о преступном мире, частью которого он еще недавно был.