Но все же уже в древности идеал права представлялся Фемидой, богиней правосудия, изображавшейся с повязкой на глазах и весами в руках. Назначение весов было, очевидно, символическое, для указания необходимости точного взвешивания права и нарушения его в каждом отдельном случае. Что касается повязки, то и здесь ею указывалось на беспристрастный образ действий судьи. В связи с господствовавшими в те времена представлениями о наказании и искуплении, такое символическое изображение женщины с весами было достаточно точным олицетворением права. Умы людей тогда еще не занимали такие понятия, как психология человеческой природы, душевные расстройства, связанные с уменьшением вменяемости, а также высшие общественные идеалы. Тот судья считался недостойным, который за вознаграждение подвергал наказанию невинного, освободив виновного от ответственности. В этом случае Фемида освобождалась от повязки и пристрастно, но без трудности, надавливала на ту чашку, которую желательно было спустить. Но это не мешало слепой Фемиде быть безусловно непартийной, в каковом отношении она и в настоящее время заслуживает уважения. Положение Фемиды значительно осложнилось в наши дни, благодаря успехам гуманности и знаний, а также психологии и психиатрии. И здесь она иногда освобождается от повязки, но отнюдь не в партийных интересах, а во имя справедливости, чтобы отчетливо составить себе мнение о людях. На первом плане уже не вопрос о том, совершен ли обвиняемым данный проступок, но является необходимым считаться с побуждениями и окружающими обстоятельствами. Человеческий мозг атакуется со всех сторон алкоголем, душевными анормальностями, воздействием внушения, страстями в такой степени, что часто возникает вопрос о вменяемости. К тому же является большое сомнение в том, насколько человеку свойственны свободный выбор и абсолютная свобода воли, которые считались непреложными с точки зрения устаревшего уголовного правосудия. Мы пойдем дальше и назовем такой взгляд на вещи полной иллюзией, обусловленной тем обстоятельством, что нам не свойственно сознавать отдаленное побуждение наших проступков, остающихся вне нашего сознания и поэтому нам неизвестных. Это было формулировано еще великим Спинозой и всесторонне подтверждается современной наукой. Если предположить, что всякий поступок вызывается соответственной причиной, то и, естественно, наши заключения также будут находиться в прямой функции от деятельности нашего мозга, которые, в свою очередь, обусловлены будут унаследованными и усвоенными энграммами в качестве внутренних, сочетавшихся с внешними, причин. И если мы придем к заключению, что старая истина о свободе человеческой воли есть ложь в самой основе, причем эта воля представит собою видоизменяющуюся способность нашего мозга приспособлять свои функции к окружающей обстановке и людям (обществу); если мы будем считаться с тем, что воля наша находится в непосредственной зависимости от сочетания наследственных энергий (характера) с теми из них, которые действовали на нас во всю нашу жизнь, вместе с воздействием чувства рассматриваемого момента, — то право, как таковое, и, между прочим, уголовное право предстанут перед нами в совершенно ином свете. Исчезнет представление о возмездии, являющемся варварским пережитком животных чувств мести, в сфере которых жили наши предки; исчезнет и искупление, как продукт дряхлого и мистического суеверия. Юридическая реформа в настоящее время это уже имеет в виду. Мы можем считаться, в связи с вышесказанным, еще с двумя основными причинами, дающими возможность оправдать существование права: