Но мы также видим, что человеческий мозг обладает способностью адекватно, т. е. в зависимости от окружающих обстоятельств, приспособляться к различным условиям существования. В этом смысле и должно понимать относительную свободу. Человек, наиболее свободный, скорее всего обнаруживает способность приспособления (Здесь идет речь об активном и сознательном приспособлении. Есть также пассивная приспособляемость, когда люди, как бы сделанные из теста, всюду и везде устраиваются, со всеми уживаются и, разумеется, отличаются весьма малой свободой, но и растяжимость их приспособления констатирует нечто вроде внутренней свободы, так как принуждение чуждо их сознанию). Однако, под высшей этической способностью к приспособлению, или под свободной, разумеется не та свобода, которая диктует волку в образе человека поступки лишь в его собственных интересах, но та свобода, которая направляет деятельность мозга на благо человечества. И понятно, что низкие страсти, ограниченный ум и слабая воля сводят на-нет свободу личности. Теоретическая вера в свободу воли тут не при чем. Человек, чрезвычайно связанный, ощущает субъективно чувство свободы, как и связанный в значительно меньшей степени. Получив наказание за совершение поступка, обусловленное его связанностью, он будет считаться с ним, как с несправедливостью, но, в свою очередь, и судья будет исходить из неправильных начал, применяя хотя и в скрытом виде, принцип возмездия, являясь как бы представителем божества и, во всяком случае, основывая свое решение на устаревших обычаях, тесно связанных с религиозными представлениями. Можно было бы сказать, что наиболее ясное представление о своей связанности характеризует тем большую свободу человека, ибо он считается со своими мозговыми функциями.
Уголовное право, таким образом, должно отказаться от своих основ и стать на научно-социальную точку зрения. Тогда оно и будет с честью защищать общество от людей, для него опасных и будет заботиться о личностях невменяемых. Пункты уголовного права в большей или меньшей степени совпадут тогда с правом гражданским. И, отрешившись от функций представителя божества, выносящего решения и наказания, судья будет олицетворять собою защитника и предохранителя.
Предполагалось, что наказания будут в состоянии внушить страхи прекращать преступления, воздействуя на слабую волю. Однако, обнаруживается заразительность насилия и грубости, причем совершенно несостоятельной оказалась теория наведения страха, так как человеку свойственно, что, между прочим, доказывается и войнами, привыкать к преступлению, возмездию и крови. Благоприятно влиять может лишь внушение добрых и справедливых идей. Смертная казнь обезвреживает лишь преступника, а наши каторжные места заключения являются школами порока и преступности. А между тем, всякую тюрьму можно было бы преобразовать в воспитательное учреждение, сообразно с основами психологии, что имело бы, без сомнения, только благотворные результаты.