Там флот застрял почти на неделю, пытаясь на сильном послештормовом ветру починить корабли. И там же на них напали фэйрги, подкравшись к поврежденным кораблям под покровом темноты, так бесшумно и молниеносно, что прежде чем люди успели забить тревогу, они уже хлынули через борта. Завязался жестокий рукопашный бой. В такой тесноте нельзя было использовать ни морской огонь, ни гигантские баллисты и пушки, выстроенные вдоль каждой палубы. Они сошлись меч на трезубец, кинжал на кинжал, перепончатый кулак на кулак. Когда сражение стало слишком лютым, фэйрги нырнули обратно в воду и вернулись в темное море.
Преследуемые непогодой и постоянными нападениями из засады, корабли добрались до залива Забвения за двадцать два дня, хотя рассчитывали пройти это расстояние всего за десять. Они потеряли еще четыре корабля, причем один сгорел от своего собственного заряда морского огня после того, как ветер переменился в самый неподходящий момент.
К тому времени, когда они добрались до залива Забвения, на «Королевском Олене» воцарилось уныние. Все надеялись, что смогут проплыть вдоль побережья, не встретившись с фэйргами. Изабо постоянно оправдывалась, поскольку этот план был построен на ее знаниях миграционных особенностей фэйргов.
— Это не моя вина, — запротестовала она однажды вечером. — Фэйрги явно отплыли к северу раньше обычного. Они ожидали нападения, вы же знаете...
— Ну да, наша фэйргийская шпионка так нам и сказала, — едко отозвался Ри, бросив взгляд на Майю, мирно сидевшую в дальнем конце каюты, играя в нарды с Бронвин.
Бывшую Банри содержали под строгой охраной с тех самых пор, как ее схватили в бухте Брайда. Изабо боялась, что Лахлан может потерять голову, охваченный желанием отомстить жене брата, но она недооценила его. Сколь бы сильную ненависть Лахлан ни питал к Майе, он понимал, что она может оказаться очень полезной в войне с фэйргами. Майя знала об обычаях и верованиях обитателей моря больше, чем кто-либо другой, и клялась, что хотела лишь обезопасить Изабо и Бронвин. Кроме того, Лахлан понимал, что ему выгоднее отдать Майю под суд за ее преступления и продемонстрировать народу страны, что он честный и справедливый ри, чем немедленно разделаться с ней.
Поэтому Майя плыла с ними, принося им некоторую пользу тем, что объясняла боевой порядок в стаях фэйргов и предсказывала их наиболее вероятные стратегии. Все это время фэйргийка оставалась совершенно невозмутимой. Несмотря на стальной наручник и цепь, которые она носила на одном запястье, она вела себя так, будто была почетной гостьей, а не военнопленной. Бронвин была вне себя от радости, что снова видит мать, хотя была страшно оскорблена цепью и злилась на Лахлана за то, что он настаивал на ней. Она освободила бы Майю, если бы могла, и Изабо приходилось постоянно напоминать ей, чтобы она не навлекала на себя гнев Лахлана.