Теперь императрица целыми днями сидела за письменным столом и нежными холеными пальцами разбирала эти грязные бумажки. Она разбирала спутанные закорючки, снова и снова перечитывала листочки, пока смысл не становился ей ясным и понятным, затем брала роскошное серебряное перо, украшенное бриллиантами, и аккуратно, слово в слово, переписывала письма пилигрима в альбом в сафьяновом переплете.
То тут, то там она исправляла грубые грамматические ошибки, слишком непривычно и неуклюже построенные предложения, изменяла просторечные слова и обороты, но в общем оставляла текст таким, каким нацарапал его крестьянин на обрывках бумаги. И чем чаще перечитывала царица слова Распутина, тем более усиливалось в ней чувство, что никогда прежде она не читала ничего более прекрасного, более возвышенного. Когда она переписывала их в свой альбом, ее охватывал настоящий экстаз, на щеках снова появлялись характерные красные пятна, она начинала нервно, прерывисто дышать.
Никогда еще императорское достоинство не придавало ей такого чувства уверенности в себе, какое она ощущала теперь, переписывая в свой альбом «мысли» Распутина. Всем сердцем она была искренне убеждена, в том, что то, чем она сейчас занимается, возвышеннее и благороднее всего, что она могла бы свершить, выполняя мирские обязанности царицы русской. Григорий Ефимович, посланный Богом «друг», находился выше всех светских властей, и когда Александра разбирала и переписывала его слова, ее охватывало такое чувство, будто изначально они были продиктованы самим Богом. Григорий Ефимович записал эти «мысли» в форме назиданий для своей императрицы, и она отчетливо ощущала, что на это его благословил сам Бог.
Разве могла на долю какого-нибудь человека, даже самой императрицы, выпасть большая милость, чем право первой начисто переписывать Божьи слова, продиктованные святому Григорию Ефимовичу? В блаженном восторге отдавалась Александра своему занятию, окунала украшенное бриллиантами перо в дорогую чернильницу и заносила путевые записки божественного «друга» в альбом в сафьяновом переплете.
Размышления о моих странствиях в Киево-Печерской лавре
Из Петербурга я прибыл в святую Киевскую лавру и называю Петербург светом. Но светская жизнь наполнена повседневными мыслями, тогда как здесь, в монастыре, царят покой и тишина. Когда ко мне нисходит образ Божьей матери и звучит хор, тогда замирают душа и сердце, и забывается повседневная жизнь.
Зашел я и в пещеры и увидел саму простоту, там нет ни золота, ни серебра, а божьи мученики покоятся в скромных деревянных гробах. Тогда я подумал, как же сильно давит на нас изобилие и вызывает в нас тоску. Сам Бог благословил эти чудесные пещеры. Его рука вырубила их в камне, и там святые люди скрывались от врагов.