Пока Распутин находился в своем кабинете с какой-либо женщиной, никому, даже самым близким людям, не разрешалось переступать порог этой комнаты, и только в случае звонка из Царского Села прислуге Дуне позволялось тихо постучать в дверь, потому что в этой маленькой комнате происходило «посвящение послушницы в новое святое учение об „очищении через грех“, а также решалось, кто из просительниц будет надолго принят в кружок „приближенных“».
Некоторые юные девушки покидали этот таинственный кабинет со счастливым сияющим лицом, но были и такие женщины, которые в помятом платье, растрепанные, глубоко оскорбленные, в слезах выбегали из комнаты или же дрожа от бессильной ярости так топали ногами и кричали, что приходилось вызывать скучавших на лестнице полицейских, чтобы вывести ее. Не каждая просительница была в состоянии правильно понять и оценить «святую церемонию очищения через грех», в некоторых из них слишком силен был дьявол высокомерия, чтобы пройти «путь унижения».
Иногда даже случалось, что возмущенные женщины приходили в полицию и жаловались, что Распутин их изнасиловал. Начальник полиции Белецкий в таких случаях заводил по всем правилам дело и в нескольких экземплярах рассылал в соответствующие государственные и частные службы. Кто получал эти документы, читал с молчаливой усмешкой и со смешанным чувством зависти, и некоторого удовлетворения, думая о «чертовом праведнике» Григории Ефимовиче. Было ясно, что никто серьезно не относился к обвинениям такого рода и не намеревался подавать в суд на всемогущего старца.
Все это было слишком хорошо известно женщинам, ежедневно собиравшимся в квартире Распутина; и когда робкая Мария Алексеевна спустя какое-то время вышла из кабинета еще более испуганная и печальная, множество глаз испытующе уставились на нее, чтобы по ее виду, по походке узнать, что произошло. Через несколько минут в прихожей появился и старец, волосы на висках растрепались; тяжело дыша, с пылающим лицом он подошел к группе из трех крестьянок и принял их жалобу на жестокое обращение помещика. Две монахини из Верхотурья просили его благословения и получили его, какой-то тучный господин, банкир из Киева, прибывший со слугой, просил о разговоре с глазу на глаз, посыльный барона Гинзбурга передал довольно крупную денежную сумму и записал ее в своем блокноте, скульптор Аронсон, работавший над бюстом Распутина, договорился с ним о следующем сеансе, и, таким образом, Григорий Ефимович опять был втянут в суматошную круговерть.
Вошли две женщины, обе очень хорошенькие, в элегантных меховых шубках, одна брюнетка, вторая светловолосая с голубыми глазами. Они были подругами, приблизительно неделю назад прибыли из Москвы, чтобы попросить помощи у Распутина.