Так случилось, что болезненная антипатия императора к совещаниям и общению с авторитетными людьми, его доверие к любому искреннему человеку и полная отрешенность от всей страны привели наконец к тому, что мелкие интересы какого-то реакционного кружка, состоявшего из старых дам и генералов, могли определить царские решения.
* * * *
Уже в ранней юности Николай Второй принимал все удары судьбы со спокойствием обреченного, при этом его смиренная религиозность придавала ему внутреннюю стойкость. И позднее он старался как правитель неустойчивого русского государства, так и отец, казалось, приговоренного к мучительной смерти сына найти убежище в смиренной покорности воле божьей. Повсюду тихо и неумолимо подкарауливала беда, это был самый настоящий рок, и всякое сопротивление уже с самого начала казалось обреченным на неудачу.
«Император верит в судьбу, — заявил однажды один из его министров. — Когда ему ничего не удается, он вместо того, чтобы попытаться что-то изменить, полагает, что именно так захотел Бог, и без всякого сопротивления отдается воле Всевышнего».
Царь уже не видел другого пути к спасению, как вера в провидение, покорное приятие любых невзгод и непрестанная мольба о защите господней. Когда на маленьком тельце Алексея из-за слишком сильного толчка или стремительного движения возникали кровоподтеки, когда затем его личико, смертельно бледное и искаженное от боли, было повернуто к стене и родители в беспомощном отчаянии стояли у его постели, они искали утешения в молитве.
Также и перед принятием любого политического решения они молились, и когда государству грозили трудности и опасности, они были уверены, что их можно преодолеть только с помощью молитвы. Когда в 1905 году император после долгих колебаний подписал указ о Государственной думе, он вместе с царицей встал на колени и молил Бога, чтобы это серьезное решение принесло благо России.
В Царскосельском дворце была домашняя часовня, помещение, полузатемненное тяжелыми шелковыми занавесями, на одной из стен которого был размещен иконостас. В этой комнате, украшенной дорогими коврами и драпировкой, были прекрасные резные кресла для императорской четы и несколько более простых стульев для царских детей и придворных дам.
Эта великолепно обставленная часовня не полностью соответствовала желаниям склонной к одиночеству императрицы, и поэтому она велела приготовить для ее молитв другое помещение. Недалеко от Александровского дворца в Царском Селе находился Федоровский собор, церковь конногвардейского полка; в склепе этого божьего дома императрица повелела заложить подземную часовню и отправлялась туда всякий раз, когда хотела помолиться в одиночестве; там она стояла на коленях на каменных плитах перед святыми образами, освещенными колеблющимся светом нескольких лампад.