Сейчас девушки одевали Бога. Мягкая белая туника каждое утро была свежей: драгоценная вода пахла розами, венок из благоуханных цветов сплели на рассвете. Из задней комнаты лились звуки тихой музыки. Наконец Иксака отступила назад, и принесли пищу.
Угощение поставили у ног Бога на трех серебряных подносах. Фрукты, медовые лепешки, хлеб, оливки. Ретия, Виночерпица, принесла вино — непременно самого лучшего урожая — и водрузила наполненную до краев чашу на невысокий стол вместе с другими подношениями.
Каждый вечер еду уносили и выбрасывали. Бог съедал и выпивал дух этих блюд; никто другой уже не смел к ним прикоснуться.
Мирани шевельнула ногой, нарисовала в пыли маленький кружок. Что будет, если однажды Бог действительно съест пищу? Если он спустится с пьедестала? При этой мысли она с трудом сдержала улыбку: Крисса в панике, Ретия на коленях, Гермия бьется в истерике...
А сама Мирани? Она-то удивится больше всех. Потому что они все верят в Бога. А она — нет. Это был ее секрет, ужасный тайный грех.
Никто не должен об этом узнать!
* * *
Когда Ритуал окончился, к ней подошла Гермия и коротко сказала:
— Вот ключ от сундука с личными вещами Архона. Принеси чистую одежду и сандалии; их приготовит слуга. С тобой пойдет Ретия.
У Мирани упало сердце: «Неужели они следят за мной?!»
Ретия ждала у дверей Храма; рука об руку они прошли через Мужской двор, потом через Женский двор и вышли к внешнему портику. Собравшаяся толпа почтительно расступилась, склонив головы, уткнув подбородки в грудь. Мирани никак не могла к этому привыкнуть. Такое поклонение смущало ее, но Ретия невозмутимо прошествовала мимо, словно ничего не заметив.
Солнце взошло всего час назад, а день уже был жарким. По каменной стене сновали юркие ящерицы.
— Мы пойдем пешком? — тихо спросила Мирани.
— Девятеро не ходят пешком! Я заказала носилки. Значит, ничего не изменилось. Теперь Мирани была выше рангом, чем Ретия, и имела право отдавать приказы. Но обе знали, что она этого делать не станет.
Паланкин ждал их у подножия лестницы. Внутри душного темного ящика с алыми шелковыми занавесками располагались два мягких сиденья. Пол был усыпан лепестками цветов, оставшихся от прошлых седоков. Ретия критически оглядела носильщиков.
— Отнесите нас ко дворцу Архона. Идти быстро, носилки не раскачивать!
И забралась внутрь.
Четверо носильщиков переглянулись, поправляя подушечки на плечах. Мирани понимала, что поездка будет душной, тяжелой и, в общем-то, совершенно ненужной; она молода, крепка и вполне могла бы пройти весь путь пешком. Эта мысль наполнила ее каким-то болезненным гневом, не только на всех остальных, но и на саму себя. Ей захотелось сказать носильщикам что-нибудь доброе, ободряющее, но на губах выступила лишь умоляющая улыбка. Она поспешно нырнула за занавески.