Рука его легла на рукоять ножа.
— Конечно, конечно, атаман, — залебезил Лючиано. — Тебе семьдесят тысяч. Шестьдесят тысяч — тоже хорошие деньги. Правда ведь? — обернулся к остальным разбойникам.
Первый разбойник произнес мечтательным голосом:
— Куплю дом с садом, виноградник, женюсь, наплодю детей…
— А я в город уеду, — подхватил его мечты второй, — в Рим. Никогда в городе не был. Говорят, там дома друг на друге стоят.
— Это — этажи, — солидным голосом поправил его Лепорелло. — Дома там так строят: сначала один этаж, потом второй, третий — и так до пяти.
— А что выше нельзя?
— А зачем? — пожал плечами Лепорелло. — И пятый ни к чему. Пока воду или еду туда донесешь, по лестницам-то…
— А я слугу найму! — мечтательно произнес второй разбойник. — Пусть носит. Вверх-вниз, вверх-вниз…
— А вниз-то зачем?
— Зачем, зачем… — пожал плечами разбойник, — Не в окошко же выкидывать… — и зашелся довольным смехом.
Отец не раз говорил мне, что людей надо слушать внимательно и не мешать им выговариваться. Человек, когда болтает, он сам себя выдает: в чем он слаб, куда его можно посильнее ударить, а где следует его пожалеть и сделать навеки другом. Вот и сейчас, они болтали, а я слушала внимательно. Ну, Лючиано — понятно: больной человек, с приступами. Дочь из дома выгнал, совестью мается. Такому достаточно про позор дочери сказать — и он сорвется, сделает какую угодно глупость и, покуда не успокоится сам, не даст покоя другим. А подкупить такого можно доверием. А еще лучше прошением… Первый — дурак, но не полный. Легко ухватывает чужие мысли и повторяет их, как свои. Верит всему, что ни услышит, всему, что ему самому выгодно, в глубину высказанных суждений не вникает. Второй — совсем никакой. Даже неинтересно с таким бороться. Его, как теленка, можно за веревочку водить, что ни подскажешь — все сделает.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
София сидит на цепи
1
Другой конец моей цепи оказался подсунут под камень и сидел там так плотно, что когда первый разбойник, самый крупный из всех и самый сильный, решил попробовать цепь на крепость и, поднатужившись, дернул за нее обоими руками, глыба даже не пошевельнулась. Да, мне не справиться с такой громадой и вовек, даже если примусь грызть камень зубами. Разбойник же с гордым видом посмотрел на меня и, играя мышцами, пошел к воде. Там скинул с себя куртку и некогда синюю, а теперь выгоревшую рубаху, принялся, черпая ладонями воду, обливать свое мощное, играющее мускулами тело.
Я невольно залюбовалась им.
Первой жертвой моей стал именно этот разбойник — с красивым телом, но со слабым умом. Он знал, что может понравиться женщине, видящей его голым, — и потому, сняв однажды одежду, оставшись в одних штанах, уже не одевался до самого вечера. То уходил куда-то, то возвращался, лишь изредка поглядывая в мою сторону со столь постной и нелюбопытной миной на лице, что было сразу видно: ему до смерти хочется упасть в мои объятья и забыться в них. Мускулами при этом он играл умеючи, перекатывал их под кожей к удовольствию своему и моему.