Когда Уолт перед обедом устало плескался под душем, я позвонил Джеффу Рутсу.
– Как было в Майами? – спросил я.
– Жарко, скверно, и я прибавил четыре фунта.
Посочувствовав, я поблагодарил его за помощь с газетным архивом и сказал, что благодаря мисс Бритт мы нашли двух жеребцов.
– Хотел бы не поверить в это. Вы уверены?
– Да.
Он вздохнул от всего сердца.
– Тогда нам надо начинать процедуру...
– Я... м-м-м... уже начал ее. Через день-два оба жеребца будут у нас. Потребуется поместить их в какую-нибудь уважаемую респектабельную конюшню, пока их идентифицируют. Учитывая, сколь долгое время они считались потерянными, опознание и восстановление их имен в племенной книге может занять месяца два. Как вы думаете, где лучше всего их разместить?
– Полагаю, вы просите, чтобы я разместил их у себя? – помолчав, сказал он.
– Нет, – возразил я. – Слишком много совпадений. И Крисэйлис, и они. Я бы считал, что лучше всего их разместить где-нибудь в официальном месте... если у вас есть такое.
– Подумаю. – Он прокашлялся. – Не будет ничего незаконного в их возвращении прежним владельцам?
– Не больше незаконного, чем в случае с Крисэйлисом.
– Это не ответ.
– Никаких неприятностей с полицией не будет, – сказал я.
– Да, надеюсь. Их и не должно быть, – вздохнул он. – Когда мне ожидать лошадей?
– Если все пойдет хорошо, они прибудут в Лексингтон в воскресенье.
– А если не все пойдет хорошо?
– У вас проблем не будет.
– А у вас? – засмеялся он.
– Одной проблемой больше, какое это имеет значение?
Больше тридцати часов я просидел среди скал в пустыне Аризоны, наблюдая скучную жизнь, которую вел Матт Клайв на ферме.
Как и сестра, он был быстрым, ловким и сильным. Матт поил скот, чинил забор, убирал дом, кормил кур и много времени проводил в большом сарае позади дома.
Я устроился высоко среди скал с восточной стороны долины, в полумиле от дороги, ведущей на ферму. На высоте трех тысяч футов над уровнем моря жара была терпимой, хотя в полдень солнце припекало с такой сумасшедшей силой, что яйца могли бы поджариться на камнях, если бы кому-то взбрело в голову готовить здесь яичницу.
Растения пустыни созданы для того, чтобы защищать только самих себя. За моей спиной росла большая агава. Ее центральный стебель поднимался на шесть футов, выбрасывая плоские цветы, меняющие цвет от красного до ослепительно желтого. Вместо листьев от самой земли поднимались острые как бритва колючки. Негнущиеся, угловатые, они вообще не отбрасывали тени. Под игольчатыми шипами и плоскими цветами не укрылся бы и карлик. Пока солнце не уходило за холмы, я прятался в маленькой расщелине под нависавшей над ней скалой в полоске тени всего в несколько дюймов.