Я прошлась пешком до лекционного зала, что заняло у меня четверть часа, и, когда завернула за угол, чтобы подойти к зданию, увидела его. Он стоял у входа с букетом желтых роз. Женщины, проходя мимо, с вожделением посматривали на него, но он, казалось, этого не замечал. Его глаза искали только меня. Он ждал меня, но с другой стороны. Я остановилась и юркнула в ближайшую дверь, так как к горлу подступила волна тошноты. Мне никогда от него не скрыться: он всегда на шаг опережал меня, всегда ждал, всегда прикасался и прижимал к себе, не отпускал ни на минуту. С меня его было достаточно. Я подождала, пока не уляжется паника, затем осторожно, чтобы он не увидел, повернулась, побежала вниз по улице и свернула за угол. Там я махнула такси.
— Куда едем, дорогуша?
Куда? Куда я могла ехать? Я не могла убежать от него — ведь тогда он поймет, что я все знаю. Я пожала плечами, ощутив опустошающее поражение, и попросила водителя отвезти меня домой. В тюрьму. Я понимала, что долго так не выдержу. Ужас, который меня охватил при виде Адама, был практически осязаемым. Сколько еще я могу притворяться, что люблю его, что блаженствую, когда он меня ласкает, что вовсе не испугана? Мое тело бунтовало. Но я не знала, что делать.
Когда я вошла в дверь, зазвонил телефон.
— Алло.
— Элис? — Это была Сильвия, и ее голос звучал взволнованно. — Не думала, что застану тебя.
— Так почему звонишь?
— На самом деле я хотела поговорить с Адамом. Мне немного неловко.
Я вдруг почувствовала, что мои ноги стали холодными и мягкими, словно я вот-вот упаду в обморок.
— С Адамом? — спросила я. — С чего это тебе захотелось поговорить с Адамом, Сильвия?
На другом конце провода замолчали.
— Сильвия?
— Да. Слушай, я не собиралась рассказывать тебе, в смысле он хотел поговорить с тобой, но раз уж так случилось, то ладно. — Я услышала, как она затягивается сигаретой. Потом она заговорила: — Дело в том, что ты подумаешь, что это акт предательства, но однажды ты поймешь, что я действовала из дружеских побуждений: я прочитала письмо. А потом показала его Адаму. Я имею в виду, что он как гром среди ясного неба появился у меня дома, и я не знала, что делать, но я показала ему письмо, так как думала, что у тебя нервное расстройство или что-то в этом роде, Элис. То, что ты написала, — просто безумие, ты бредишь. Ты должна это понимать, конечно, должна. Я не знала, как быть, и показала это Адаму. Алло, Элис, ты слушаешь?
— Адаму. — Я не узнала собственного голоса, он был бесцветным, безжизненным. Я лихорадочно думала: больше нет времени. Время кончилось.