— Куда мы едем?
— Просто на запад Шеффилда, в Пик-дистрикт.
— Это что, волшебное, таинственное путешествие?
— Навестить моего отца.
* * *
Дом был величественным и одновременно холодным, открытым из-за своего расположения в низине всем ветрам. Он был, думала я, безусловно, красивым, но сегодня мне хотелось уюта, а не суровой простоты. Адам остановил машину возле дома, рядом с ветхими надворными постройками. В воздухе медленно кружились крупные снежинки. Я ожидала, что откуда-нибудь выбежит собака и начнет на нас лаять или появится старый слуга, чтобы встретить нас. Но нас никто не встретил, и у меня возникло тревожное впечатление, что в доме вообще никого нет.
— Он нас ждет?
— Нет.
— Адам, а он вообще знает о нас?
— Нет, поэтому-то мы и здесь.
Он поднялся к двойной передней двери, тихо постучался и открыл ее.
Внутри было холодно и довольно темно. Прихожая представляла собой неприветливый квадрат полированного паркета с дедовскими напольными часами в углу. Адам взял меня за локоть и провел в гостиную, полную старых диванов и кресел. В конце комнаты виднелся камин, в котором, казалось, уже многие годы не разводили огонь. Я плотнее запахнула пальто. Адам снял с себя шарф и обвязал мне шею.
— Мы здесь не задержимся, дорогая, — сказал он.
Холодная кухня с каменным полом и отделанная деревом тоже была пуста, хотя на столе стояла тарелка с крошками и лежал нож. Столовая явно была одной из тех комнат, которыми пользуются раз в год. На круглом полированном столе и на строгом комоде красного дерева стояли новенькие свечи.
— Ты здесь вырос? — спросила я, поскольку не могла представить, что в этом доме когда-либо играли дети.
Адам кивнул и указал на черно-белую фотографию, стоявшую на каминной доске. Мужчина в мундире, женщина в платье и ребенок между ними стояли возле дома. Все выглядели хмурыми и официальными. Родители намного старше, чем я ожидала.
— Это ты? — Я взяла фотографию в руки и поднесла ее к свету, чтобы лучше разглядеть. Ему, должно быть, было лет девять, темные волосы и нахмуренные брови. Руки матери покоятся на его упрямых плечах. — Ты совсем не изменился, Адам, я бы тебя все равно узнала. Какая красивая была у тебя мама.
— Да. Она была красивой.
Наверху все комнаты были изолированными, все односпальные кровати были разобраны, подушки взбиты. На каждом подоконнике стояли букеты, сделанные из давным-давно засохших цветов.
— Где была твоя комната? — спросила я.
— Здесь.
Я осмотрелась: белые стены, желтое со сборками покрывало на кровати, пустой платяной шкаф, картина с унылым пейзажем, маленькое удобное зеркало.