Вблизи маленького моравского городка, в котором я родился и который покинул трехлетним ребенком, находится скромный курорт, утопающий в прекрасной зелени. В гимназические годы я несколько раз бывал там на каникулах. Примерно два десятилетия спустя болезнь одной близкой родственницы послужила поводом снова увидеть это место. В беседе с курортным врачом, который оказывал помощь моей родственнице, я осведомился о его отношениях со словацкими крестьянами, которые зимой составляли его единственную клиентуру. Он рассказал, каким образом осуществляется его врачебная деятельность: ко времени приемных часов пациенты приходят в его кабинет и становятся в ряд. Затем один за другим выходят вперед и жалуются на свои недуги: у него де боли в крестцовой области, или спазмы желудка, или усталость в ногах и т. д. Затем врач обследует каждого и, войдя в курс дела, объявляет диагноз, в каждом случае один и тот же. Он перевел мне это слово, оно означало то же самое, что «нечистый». Я спросил удивленно, не возражали ли крестьяне, что он у всех находил одну и ту же болезнь. «О нет, – ответил тот, – они были очень довольны тем, что это было именно то, чего они ожидали. Каждый, возвращаясь в ряд, пояснял другому мимикой и жестами: да, этот знает свое дело». Тогда я смутно представлял себе, при каких обстоятельствах снова встречусь с аналогичной ситуацией[131].
Будь кто то гомосексуалистом или некрофилом, запуганным истериком, изолированным невротиком с навязчивыми состояниями или буйно помешанным, в каждом случае последователь индивидуальной психологии адлеровского направления предположит ведущим мотивом [данного] состояния желание больного заставить считаться с собой, скомпенсировать свою неполноценность, остаться на высоте, перейти с женской линии поведения па мужскую. Что то очень похожее мы слышали молодыми студентами в клинике, когда однажды демонстрировался случай истерии: страдающие истерией производят свои симптомы, чтобы сделать себя интересными, привлечь к себе внимание. Как часто все таки старая мудрость возвращается! Но этот кусочек психологии уже тогда, как нам казалось, не раскрывал загадки истерии. Оставалось, например, неясным, почему больной не воспользуется другим средством для достижения своего намерения. Кое что в этой теории индивидуальной психологии должно быть, конечно, правильным, какая то частичка целого. Инстинкт самосохранения будет пытаться использовать для себя любую ситуацию, Я тоже захочет воспользоваться состоянием болезни для своего преимущества. В психоанализе это называется «вторичной выгодой от болезни». Правда, если вспомнить о фактах мазохизма, бессознательной потребности наказания и невротического самоповреждения, которые заставляют предположить влечения, противоречащие самосохранению, то усомнишься и в общей значимости той банальной истины, на которой построено теоретическое здание индивидуальной психологии. Но большинству такая теория в высшей степени желательна, она не признает никаких осложнений, не вводит новых, трудно постигаемых понятий, ничего не знает о бессознательном, одним ударом устраняет гнетущую для всех проблему сексуальности, ограничивается открытием лазеек, с помощью которых хочет сделать жизнь удобной. Ведь масса сама удобна, не требует для объяснения более одной причины, благодарна науке не за ее подробности, хочет иметь простые решения и считать проблемы разрешенными. Если взвесить, насколько индивидуальная психология отвечает этим требованиям, то нельзя не вспомнить одно высказывание из Валленштейна: