Когда мы утомились от занятий любовью и лежали на нагромождении подушек, куря сигареты, я заметил ее отрешенный взгляд и спросил:
– О чем ты думаешь?
– О нас с тобой!
– И обо мне? – сказал я и потянулся к пепельнице, без вполне дозволенного касания ее левой груди, потом добавил: – Я думаю, что, если бы мы пошли другими дорогами, все было бы иначе.
– И было бы совсем другое время, – сказала она, кивая.
Я тоже кивнул в ответ.
– Если бы мы встретились, прежде чем ты вышла замуж за Фреда, а я женился на Мэрилин. Если бы мы случайно встретились… Что ты об этом думаешь?
– О чем, Дом? – спросила она, гася сигарету.
– Как ты думаешь, мы смогли бы пожениться? – спросил я.
Она легла, ласково просунула в мое ухо кончик языка, затем сказала:
– Несомненно!
Хотя, на самом деле, это не было «несомненным». У нас было мало общего, не считая постели. Я мало понимал в музыке, а Найла не переносила политики. И если бы мы поженились, всегда был вероятен скоропалительный развод. Никто из нас не имел детей, никто не зависел от другого материально, и супружеская жизнь сенаторов мало интересует избирателей. Если бы служба не позволяла повторной женитьбы, госпожа Рейган не была бы президентом.
Нет, от женитьбы мы уклонялись потому, что никто из нас не ждал от этого счастья. Вот почему Найла снова очень уверенно произнесла:
– Несомненно! – И встала: – Теперь мне надо подумать об одежде. Придешь ко мне в душ?
– Несомненно! – сказал я и присоединялся к ней, «Несомненно». Много раз мы произносили это слово, маскируя сомнения в тех вещах, которые на самом деле вовсе не были «несомненными». Мы с радостью плескались в воде, намыливали друг друга, но недолго, потому что заверещал телефон.
– О черт! – сказала Найла. – Нет, позволь мне, Дом!
Здесь было другое «несомненно», конечно же, я позволил ей подойти к телефону, поскольку звонившим мог оказаться любой, кому не следовало обо мне знать: менеджер, супруг, репортер, любитель скрипки, ухитрившийся раздобыть номер ее телефона. Да, я ее любовник, но оба мы прекрасно знали, что это не могло бы понравиться вышеупомянутым лицам. Этого не произошло, звонил тот, на кого я подумал. Кто иной мог оказаться в офисе в воскресенье вечером? Состроив на лице гримасу, Найла передала мне трубку она не очень переносила Джока. Или, по крайней мере, ей не нравился тот факт, что он знал о нашей связи. Она выпустила мыльную трубку из своей намыленной руки, и я едва не уронил ее. Но ухитрился сказать:
– Да, Джок?
Тут я на самом деле выронил трубку и поймал за шнур.
– Это по вопросу Сандии! – сказал он. – Снова звонили из Кэтхауза, сенатор!