Другая причина скептицизма была совсем не циничной, даже наоборот! Это противоположность цинизма. Мои приятели – члены комиссии, – когда я намекнул на нее, обвинили меня почти в идеализме.
Я не верил, что у нас есть хотя бы один-единственный враг!
Да, верно – немцы и японцы… они действительно сильные соперники, и наши деловые круги ненавидели их так же сильно, как старый Като – Карфаген. Они на самом деле били нас в международной торговле, но хотели ли мы воевать с ними? Под «врагом» я подразумеваю непримиримого кровавого врага – такого, какими были раньше Адольф Гитлер и Иосиф Сталин. С ними давно покончено, конечно, остался внук Сталина, он служит в Русском дипломатическом корпусе, и, когда выпадал случай, я играл с ним в покер. Прекрасный малый! Смертельных врагов в наше время просто не существует. Это было не столько нашей терпимостью и мудростью, сколько счастьем – если бы «холодная» война не потеплела на несколько градусов, сейчас было бы очень плохо! Но мы сдержались, когда русские и китайцы решили спор о границе в полной ядерной конфронтации. Они ограничились несколькими бомбами, но после этого никто из них уже не был реальным противником. Их целиком удерживали свои проблемы.
Почему же наш Объединенный комитет по анализу вооружений никогда не пытался урезать ассигнования на Пси-войну? Для этого были свои основания. Во-первых, эти проекты были такими дешевыми, что не стоило обращать внимания. Национальная политика Белого Дома поддерживала сильную оборону, и госпожа Рейган не сомневалась в своей политике. Если бы даже Пси-война, генетики и Кэтхауз и были (как я думал) простыми расточителями средств, то суммы на их содержание составляли такой ничтожный процент, что просто не стоило беспокоиться. Пси-война и Кэтхауз, вместе взятые, за год обходились дешевле, чем содержание одной ракетной шахты.
И если хоть кто-то из них создаст осуществимую систему оружия…
Ладно, вероятность чудовищно мала – особенно, для Кэтхауза.
Кэтхауз назывался так в честь кота Шредингера. Кто же такой Шредингер и при чем здесь его кот? Хорошо, я попробую объяснить это словами физика, когда это происходило в первый раз.
Шредингер открыл нечто встряхнувшее квантовую механику. Ах да, что такое квантовая механика? Хорошо, говорит физик, в основном это новое направление физики. Когда это объяснение не показалось нам, упрямым политиканам из Объединенного комитета, вполне удовлетворительным, он попробовал снова. Квантовая механика, сообщил он, получила свое название от открытой Шредингером энергии, похожей на однородное бесконечное движение – как бегущая из-под крана вода. Хотя, поправился он, даже текущая из-под крана вода только кажется однородной и бесконечной – на самом деле она состоит из атомов молекул и даже маленьких частиц. Она не находится в неограниченном потоке, а пребывает в кусках по названию «квант». Основным квантом света является фотон. Да, мы начали чувствовать, что получим здесь достаточную опору – ведь даже сенаторы и конгрессмены что-то слышали о фотонах. Но он разбивает наши надежды, снова обратившись к коту. Что имеет со всего этого кот? Отлично, говорит физик, смело держась перед нами, это вытекает из логики, представляющей эксперимент Шредингера. Видите ли, существует другая штука, названная Гейзенбергом принципом неопределенности. А что является принципом неопределенности? Ладно, сказал он, передвинув неудобное кресло, это объясняется очень легко.