— Это называется хорошая стрельба, — спокойно пояснил Билли, поймав его взгляд. — На нем нет жира, кожа тонкая. Видите, каждая пуля прошла точно над ребром. Тонкая работа, а? Я говорю об этих линиях. А краснота и чернота — это следы ожогов.
Раус-Уилер, надо отдать ему справедливость, был близок к обмороку.
— Ладно, кончай и его, — сказал Ярдман.
Билли поднял револьвер. Во мне не было страха, только горечь.
— Он не боится, — сказал вдруг Билли.
— Ну и что? — спросил его Ярдман.
— Я хочу, чтобы он испугался.
Ярдман пожал плечами и сказал:
— Не понимаю, не все ли равно...
Но Билли было не все равно.
— Можно не сейчас? Нам придется ждать несколько часов.
— Ладно, Билли, — вздохнул Ярдман. — Только сначала сделай все, что положено. Закрой занавески на иллюминаторах. Нам не нужны зрители. И скажи, чтобы Джузеппе выключил посадочные огни. А то он уже приготовил краску и лестницу. Вы с Альфом можете приступать к делу — надо закрасить название авиакомпании и регистрационный номер самолета.
— Ладно, — сказал Билли. — А тем временем я что-нибудь придумаю. — Он приблизил свое лицо ко мне и произнес: — Что-нибудь особенное для его графской милости.
Раус-Уилер перешагнул через труп Патрика, сел в кресло и закурил сигарету. Его руки тряслись.
— Почему вы позволяете ему это? — спросил он Ярдмана.
— Бесценный работник, — вздохнул Ярдман. — Прирожденный убийца. Такие редко встречаются. У него поразительное сочетание бесчувственности и страсти к насилию. Если можно, я даю ему порезвиться. Это вроде награды за труд. Он ведь убьет любого, было бы приказано. Я бы не смог так, как он. Ему убить человека — все равно что раздавить букашку.
— Но он так молод, — возразил Раус-Уилер.
— От них польза именно в этом возрасте, — сказал Ярдман. — Билли сейчас девятнадцать. Лет через семь-восемь я бы уже не стал ему доверять так, как сейчас. Есть риск, что после тридцати убийца сделается слишком сентиментальным.
Раус-Уилер прокашлялся, пытаясь говорить так же равнодушно, как Ярдман, но голос у него срывался. Он сказал:
— В общем, у вас на поводке тигр.
Он хотел закинуть ногу на ногу, но задел каблуком труп Патрика. С гримасой отвращения он попросил:
— Нельзя ли его чем-нибудь прикрыть?
Ярдман кивнул, встал и пошел к багажному отделению, откуда достал серое одеяло и накрыл им Патрика, а я смотрел на Раус-Уилера, который избегал моих взглядов. Кто же он такой, размышлял я, и почему так необходимо перевезти его через границу, даже ценой жизни троих ни в чем не повинных пилотов?
Неприметной наружности человек лет тридцати пяти с мешками под глазами и капризным ртом. Человек, который никак не мог привыкнуть к насилию, царившему вокруг него, и пытающийся умыть руки. Пассажир, билет которого оплачен смертью.