Мы поместили Михаила в одну из свободных комнат в замке, и толпа разошлась.
Я встретил пана Стефана, когда он шел на свое ночное дежурство, закутанный с ног до головы, чтобы не замерзнуть. Долгие одинокие ночи начали сказываться на нем. Он выглядел уставшим и старше, чем месяц назад.
— Пан Конрад, я слышал, что ты отрубил крестьянину ногу на кухонном столе. За что же он заслужил такое наказание?
Я был заляпан кровью и сильно устал.
— Заслужил? Он вообще этого не заслужил. Он ранен, и чтобы ему стало лучше, мне пришлось ампутировать искалеченную ступню.
— Значит, в твое колдовство входят кровавые ритуалы?
— Колдовство? Черт возьми, я…
— О, прости. — Он поднял руку. — Я перебиваю тебя. Ты должен понять, как я устал нести караул каждую ночь, от заката до рассвета, а ты в это время преспокойно спишь с какой-нибудь девкой.
— Да. Я знаю, что у тебя трудная работа. Но осталось каких-то пару месяцев.
— Еще пару месяцев, чтобы ты в дневное время мог строить из себя деревенского плотника.
— Слушай, пан Стефан. Если бы меня сегодня там не было, Михаил потерял бы больше, чем ступню. Он бы мог потерять жизнь.
— Ну и что с того? Какая польза от увечного крестьянина?
— Ты просто отвратителен.
— Это я отвратителен? Ты только что залил кухонный стол человеческой кровью! Мне приходится есть с этого стола, когда ты дрыхнешь. — Он громко затопал прочь.
Михаил был образцовым пациентом. Рана не вызвала серьезного воспаления и, казалось, заживала хорошо. Я навещал его по несколько раз в день. За Михаилом ухаживала жена, она даже спала рядом с ним. Детей, включая привезенного мной ребенка, отправили по соседям. Сюда Игнацию приносили только на время кормления.
Мы говорили о его будущем. Он подумывал о том, чтобы стать торговцем. Ведь торговцы в основном на лошади, не так ли? Я пообещал одолжить ему денег и познакомить с Борисом Новацеком.
Через месяц я аккуратно вытащил длинные нити, убрал гнилые концы артерий и затем зашил рану. Казалось, все шло хорошо. Через несколько недель мы уже собирались перенести Михаила домой.
Затем однажды ночью у него началась лихорадка, и к утру он был мертв.
Я не знаю почему.
Через две недели после похорон Ламберт решил, что неплохо женить кузнеца Илью на вдове, и через месяц, на Пасху, сыграли свадьбу.
В подчинении у Ламберта было одиннадцать баронов. Граф наделял их землей. У каждого из них имелся свой форт или особняк, и у всех, кроме одного, в подчинении были рыцари, часто со своими собственными поместьями. Количество рыцарей варьировалось от нуля до двадцати шести. В дополнение к этому пятнадцать рыцарей, включая меня, подчинялись непосредственно графу.