— Угу, они все врут.
— Ну, некоторые врут, конечно, но не о них речь. Я говорю о настоящих.
— А есть настоящие?
— Почему нет? Если есть подделки, где-то должен быть оригинал.
— Странный подход.
— Подход как подход.
— Но ты же сам говоришь, что относишься к ним настороженно?
— Ну... Скорее с опаской. У меня есть теория...
— Теория? Тиорея, диарея...
— Цыть! Внимай и трепещи. Я думаю, что судьба человека вполне пластична и подлежит переделке. Но только до тех пор, пока она не сформулирована. Пресловутая свобода выбора имеет место лишь на диких пустошах судьбы, пролегающих между возделанными, описанными и напророченными участками... Конечно, не обязательно быть великим пророком, чтобы прибить чужую жизнь гвоздями к очередному событийному забору...
Я стараюсь не для Мика, коего давно причислил к разряду наиболее бессмысленных собеседников, и не для Наташки, которая, кажется, спит. Просто меня несет (несет меня лиса сквозь дикие леса, ага). Чуден Макс при тихой погоде, и редкая птица долетит до середины моего монолога.
— Вот смотри, — продолжаю, не обращая внимания на младенческую муть в глазах заскучавшей жертвы. — Предположим, ты проснулся утром, грохнул чайник на плиту, пошел умываться. Ты сонный, ничего еще не соображаешь. В этот момент предстоящие тебе события и вещи, которые никогда с тобой не случатся, тождественны, они смешаны в одну большую кучу под условным названием «возможное». И тут на кухню выходит твоя маман и начинает нудить: опять проспал, троллейбусы ходят плохо, опоздаешь в институт, у тебя первая пара — сопромат, а Алексей Никитич давно на тебя сердит, ой, смотри, допрыгаешься; а когда тебя домой ждать, небось опять ночью заявишься от своего Макса, будешь винищем вонять на весь подъезд... Ну и так далее, по полной программе — что ты свою матушку не знаешь?
— Спасибо, поднял ты мне настроение!
— Сам дурак, пожилой мужик уже, двадцать лет почти на свете прожил, а от мамки с папкой на край света съехать ума не хватает. Ладно, твое дело... Так вот. В тот момент, когда твоя маман нудит поутру на кухне, она наивно полагает, будто ее речь окажет на тебя целительное воспитательное воздействие, ты уразумеешь, наконец, что такое хорошо и что такое плохо, покаянно упадешь на ее грудную клетку, после чего немедленно исправишься. А на самом деле она просто формирует программу твоего дня. Ты уже знаешь, что будешь двадцать минут ждать этот паршивый троллейбус, опоздаешь в свой сраный институт, поругаешься там со старым мудаком Аникой, а вечером зайдешь ко мне с бутылкой вина, потому что все погано и надоело, а Макс — трепло, но умеет поднимать настроение... И ведь умею же. Всем кроме себя. Глаза бы мои меня не видели!