Сердце Корделии невольно вздрогнуло, когда она узнала, что ей снова суждено быть в обществе виконта.
— Ее высочество задержала меня. — С этими словами она сняла перчатки, бросив их на кресло. — О, я не хочу надевать к ужину это платье, Матильда, оно мне не к лицу. — И она сделала недовольный жест рукой в сторону платья из скучной желтой тафты, уже разложенного на постели.
— Что за вздор! — заявила Матильда. — Это платье больше всего подходит для ужина в монастыре. Оно обнажает грудь меньше, чем другие.
— Но я вовсе не намереваюсь скрывать мою грудь, — возразила Корделия, распахивая дверцы гардероба. — Пусть это и монастырь, Матильда, но все наденут к ужину свои парадные туалеты, и я не хочу выглядеть как деревенская простушка.
— Ладно, но только поспеши, — сказала Матильда, убирая отвергнутый наряд. — Я не хочу, чтобы виконт ругал меня за твое опоздание.
— Он даже не подумает ругать тебя за это. — Корделия выбрала платье алого шелка и вертелась теперь перед высоким зеркалом, приложив платье к себе. — Он уже знает, что медлительность — один из моих многочисленных грехов.
Она склонила голову набок, разглядывая свое отражение.
— Думаю, сегодня вечером я буду в этом.
— Алый цвет в монастыре! — негодующе воскликнула Матильда, расстегивая дорожное платье Корделии.
— О, да ты у меня жеманница. — Корделия, повернувшись, расцеловала ее в обе щеки. — Ну и что, кардиналы тоже ходят в алом, разве нет? Так что это вполне подходящий цвет.
Она выступила из сползшего к ее ногам платья.
— У меня есть время умыться? После этой поездки я вся в пыли.
Она подошла к умывальному столу, окунула в воду губку и принялась яростно тереть лицо, потом грудь и плечи.
— Может, кардиналы и ходят, — бурчала Матильда, сбрызгивая носовой платок лавандовой водой. — Но не очень-то скромно ходить по монастырю с открытой грудью. Какое же ты все-таки неуемное существо. Сядь сюда и дай мне причесать тебя.
Она усадила Корделию у туалетного столика, дав ей надушенный лавандой носовой платок.
Корделия подушила лавандой между грудями, под мышками и за ушами.
— Вот так-то лучше. Я так взмокла в карете.
— Да угомонись ты!
Матильда погрузила щетку в копну черных волос, чтобы расчесать их, прежде чем уложить в пышную прическу. Она выпустила несколько локонов, которые должны были обрамлять лицо Корделии по бокам, и закрепила все сооружение гребнем с жемчугом. Полюбовавшись на свою работу в зеркало, она нахмурилась. Потом молча кивнула и принялась надевать на Корделию алое платье.
Корделия знала, что этот цвет очень идет ей, да и сейчас как нельзя лучше соответствует ее настроению. Она сгорала от предвкушения чего-то прекрасного, кровь горячей волной бежала по жилам. Она сказала себе, что причиной этому является переполняющее ее чувство свободы от жестокого этикета, господствовавшего при австрийском дворе. Новая, вольная жизнь открывалась перед ней, где-то далеко маячило неясное золотое зарево Версаля.