— Кажется, что-то тревожит полковника, — смело заявила Джинни.
— Простите? — Алекс резко взглянул на нее. — С чего вы это взяли?
— Вы хмуритесь, сэр, совершенно устрашающим образом, — ответила она, сделав глоток вина. — Вы, наверное, знаете, как мы все дрожим при малейшем намеке на ваше недовольство. Мы все в ужасе, недоумевая, кто же тот несчастный, что посмел прогневить вас.
Все потрясенно молчали, ожидая, когда полковник разразится едкой тирадой по поводу такой неслыханной дерзости.
Алекс отрезал себе кусок филея и потянулся за горчицей.
— Я как раз думал о вас, госпожа Кортни, — сказал он, наконец. — И вы правы, это были не особенно приятные размышления. — Он продолжал спокойно есть, и через мгновение беседа за столом возобновилась.
— А мне будет позволено узнать содержание этих размышлений, сэр? — поинтересовалась Джинни тихим и исключительно вежливым голосом.
Алекс повернулся и задумчиво посмотрел на нее. В чем причина такой настойчивости? Может, она опять что-то задумала? Добивается, чтобы он вспылил перед своими офицерами? Или это простое подтрунивание, которое ей, похоже, так нравится? Если так, то она явно не понимает, что не совсем уместно дразнить полковника в присутствии его офицеров. Конечно, если он ей укажет на это, она просто рассмеется в ответ и обвинит его в напыщенности и в чрезмерной оценке собственной персоны. И вполне возможно, что это действительно так.
— Я предпочитаю пока оставить эти размышления при себе, — сдержанно сказал он. — Уже поздно. Как вы думаете, не разумнее ли вам пойти отдыхать? У вас был трудный день.
— Вредно ложиться спать на полный желудок, — сказала Джинни. — Я бы хотела сначала пройтись, если полковник позволит. Алекс заколебался, и Дикон тут же с готовностью сказал:
— Я был бы рад сопровождать госпожу Кортни, сэр. Алекс невольно улыбнулся, вспоминая, какой пленительной и одновременно мучительной может быть юношеская любовь.
— Ну тогда сделайте это, Дикон. Только не задерживайте ее слишком долго.
Джинни с негодованием посмотрела на него.
— Полковник, я вполне способна решить сама, когда мне ложиться спать. Понимаю, я ваша пленница, но ваша власть не может распространяться на личные дела.
Алекс оттолкнул стул и встал.
— Пойдемте со мной. — Взяв ее за руку, он достаточно грубо выпроводил ее из комнаты и лишь потом сказал зло и нетерпеливо. — Я уже один раз говорил тебе, Вирджиния, чтобы ты не оспаривала мою власть в присутствии других. Ты сегодня бесконечно наслаждалась, провоцируя меня, и я этого не потерплю.
— Я опять оскорбила императора, — презрительно сказала она. — Если ты думаешь, что имеешь право при всех говорить, когда мне идти спать, то я при всех заявлю, что у тебя нет такого права, а если твое самомнение при этом пострадает, то мне очень жаль.