— Остановитесь на минутку. — Дерек дотронулся до рукава Синтии, и она неохотно обернулась. — Подарите мне еще один танец, — шепнул он умоляющим тоном. — Пожалуйста.
Синтия покачала головой.
— Я не могу, чтобы все увидели, что я отдаю предпочтение вам, а не мистеру Эллсуорту.
— Если я сделаю так, что мистер Эллсуорт снова пригласит вас, вы уделите мне такое же время?
В ее лице что-то дрогнуло — возможно, она подавила улыбку.
— Придется. Мама сказала мне, что я должна танцевать только с мужчинами из нашей компании. Это означает, что я могу танцевать и с вами.
Она повернулась, чтобы уйти, но он опять ее остановил.
— Синтия, не выходите замуж за человека, который не может понять, что вы чувствуете. Поверьте мне, это рецепт на вечные мучения.
— Как раз наоборот. — В ее взгляде был вызов. — Это рецепт на личную жизнь. А я научилась ценить это больше всего на свете, мистер Уиттакер.
Синтия начинала понимать, почему, когда человек сердится, его иногда называют сумасшедшим. Чем больше Синтия возмущалась матерью, тем больше теряла контроль над собственными мыслями.
Смутное чувство, что ее обожаемая семья бессовестно ее использует, постепенно превращалось в твердое и непоколебимое убеждение. И это несмотря на отчаянные попытки его подавить. За ее спокойной внешностью кипел бунт, растущее давление которого грозило сорвать крышку с ее размеренной, освященной долгом жизни. Слава Богу, сегодняшний вечер у нее занят — она танцует, улыбается и ведет вежливые пустые разговоры. Но если бы она осталась одна хотя бы на пять минут, то непременно бросилась бы прочь отсюда, несмотря на ночь.
Однако она подавила бунтарские чувства и заставила себя еще раз принять приглашение мистера Эллсуорта. Во время этого второго танца она решительно настроилась на то, чтобы очаровать его. Она ему улыбалась. Она ему льстила. Она даже пошла дальше — заставила его говорить о самом себе, что было невероятно трудно.
Боже, какой же он был нудный! Это был скучный маленький человек, который вел неприметную жизнь, и в течение тех десяти минут, что длился танец, у них не нашлось ни одной темы для мало-мальски живого разговора. У них не было ни пересекающихся интересов, ни общего жизненного опыта, ни сближающих впечатлений. Она не почувствовала в нем ни единой искры интереса к себе.
И вдруг, по счастливой случайности, Синтия упомянула Ханну. Глаза мистера Эллсуорта сразу заблестели, и он просиял.
— О, моя старая няня-шотландка назвала бы Ханну благородной девушкой. В ней нет ни капли эгоизма.
Синтия искренне поддержала его в этом мнении. Слава Богу, что он смог распознать в Ханне эту черту.