Он потер кончик своего черного носа и покачал головой:
– В ней не было ничего материнского.
– Когда она уехала отсюда?
– Примерно через пару лет после того, как сбежал Джонни.
Последнее место ее работы было в Скин-Клубе.
Я внутренне застонал. Золотоносная жила, показавшаяся мне такой многообещающей, была крохотной.
– Она не оставила вам своего нового адреса?
– Чего ради? В моем доме я не задаю никаких вопросов и ни о чем не расспрашиваю... Раз они платят мне за квартиру, они меня не интересуют. Приходят и уходят.
– Вы никогда не разговаривали с Джонни о его отце?
– Только раз. Понимаете, я не расспрашивал его. Мальчик ел, ну и мы о чем-то с ним заговорили. Он мне заявил, что его отец был самым лучшим, самым знаменитым солдатом в армии. Я спросил у него, почему он так думает, но он только улыбнулся в ответ, и я понял, что Джонни уверен, что так оно и есть. Вы ведь знаете, какие ребята фантазеры. Мне его стало жаль. Я подумал, что миссис Коста начинил действительно какой-то солдат. Она-то и внушила Джонни, что отец у него самый лучший и самый знаменитый. Иначе чего бы ему так гордиться незнакомым человеком?
Я подумал, что вытянул все сведения из этого симпатичного старика. Узнал я, в общем-то, немного, но все еще хотел найти Стеллу Коста.
– Где я могу найти этот Скин-Клуб? – поинтересовался я, поднимаясь.
– С восточной стороны Секомб Роуд.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Им заправляет мексиканец Эдмундо Рейз. Вы планируете с ним поговорить? Если да, то придерживайте свой бумажник рукой.
– Благодарю, Ваш. Возможно, еще встретимся, – сказал я и вышел.
Скин-Клуб был типичным притоном, устроенным в подвальном помещении, предназначенным для алкоголиков, развратников и не слишком привередливых туристов, жаждущих "сильных" ощущений.
Часы показывали 18.05. Мертвое время для любого ночного клуба Я остановился, чтобы посмотреть на засиженные мухами фотографии полуголых девиц, участвующих в стриптизе, на оркестр в составе трех негров и большой портрет негритянки, которая обольстительно улыбалась мне из золоченой рамки. Я спустился но довольно длинной лестнице, покрытой потертой красной дорожкой, отодвинул в сторону занавес из крупных бусин, нанизанных на шнурки, и оказался в просторном помещении со столами, стульями, баром в одном конце и эстрадой для оркестрантов в противоположном. Единственная лампа свисала над баром, где стоял человек, внимательно разглядывая листок бумаги. Возможно, он подводил итоги вчерашней выручки.
Этот человек был высокого роста, смуглый, черноволосый с тоненькими усиками и неподвижным лицом, как бы высеченным из камня. Тело у него было плотным, с широкими сильными плечами. Он поднял голову и долго, придирчиво разглядывал меня, Дока я шел через зал к его стойке.