Орландина всегда аккуратно возвращала долги, что денежные, что другие.
Пульхерий было взвыл, хватаясь за низ живота, но тут же замолк, подавившись криком и хватая ртом воздух — носок сапога амазонки вонзился ему в солнечное сплетение.
Оставалось только высоко подпрыгнуть, отталкиваясь обеими ногами, и приземлиться на его грудную клетку, после чего хозяин труппы тупых мимов и певичек, которым красная цена — сестерций за час, был бы трупом.
— Сестра, ты чего, сестра! — обхватила ее сзади Орланда. — Ты же убьешь его! Сестра, сестра, прекрати, ты его убьешь!
Наклонившись над корчащимся антрепренером, амазонка ткнула его носком сапога, как падаль.
— Смотри на меня, урод, деланный тремя медведями и пьяной свиньей!! — прошипела Орландина, старясь изобразить самый зверский оскал, на который была способна. — Смотри и слушай! Если вздумаешь настучать стражникам или, не дай святой Симаргл, пойти в суд, то завтра тебя вытащат из канавы с перерезанным горлом. Понял? И скажи спасибо, что сейчас у меня полно других дел и заниматься тобой нет времени. И если не хочешь, чтобы тобой занялись здешние ребятишки, забудь обо мне и о сестре! Понял, нет?!
Антрепренер только жалобно закивал.
— Ну гляди…
Подхватив сестру за руку, Орландина утащила ее в номер.
Корчась и обливаясь кровью из разбитого носа, Пульхерий, несмотря на то что проклятое зелье уже изрядно попортило его мозги, ясно понимал; он жив только потому, что у Орландины под рукой не оказалось кинжала или другого острого предмета. Сейчас надо встать, добраться до номера и проглотить щепотку этого волшебного синего зелья. Но только щепотку, ведь если жрать его много, то можно стать настоящим наркоманом…
Тем временем отошедшая от боевого ража воительница не на шутку обеспокоилась. Ладно, если Крикс испугается ее угроз. А если нет? Вот пойдет и пожалуется на злых девок! Конечно, вряд ли стража и судьи поверят в то, что она первая на него напала. В крайнем случае можно откупиться теми камешками, что у них есть. Но вдруг дело получит огласку?
Кроме того, ее угораздило сослаться на местных преступников. А этот народ очень не любит, когда посторонние пытаются к ним примазаться. Ох, не любят!
И защитить их некому, что самое обидное. Не побежишь же жаловаться квестору!
Ремесленника защищает цех. Земледельца — община. Легионера — центурия (не говоря уже обо всем прочем). Наемника — его товарищи. Даже нищего — его убогое братство. Даже раба нельзя обижать безнаказанно, ибо тогда за него вступится господин.
А вот им и опереться не на кого. Они одни-одинешеньки.