Несмотря на твердый толстый панцирь и жало с изрядным запасом яда, для людей почти не опасные — в основном потому, что не любили покидать глубокие прохладные воды, и не способные долго пребывать на суше, ибо дышали жабрами.
Но эти оказались какими-то «неправильными».
Аккуратными рядами наползали на берег и замирали, чего-то ожидая. И было их очень и очень много, уже вся кромка Царского Берега была покрыта шуршащим ковром, ощетинившимся жалами и клешнями.
— Орланда, уходи, — попросил Кар, повернув к ней белое, как мука, лицо.
Бескровные губы еле шевелились.
— Это слуги Хоренны… Им нужен я, а ты даже не тартесситка… Может, они тебя не тронут…. Может…
— Да что с тобой! — встряхнула мальчика послушница, меньше всего думая о его монаршем достоинстве. — Подумаешь, морские тараканы! — выкрикнула она первое, что пришло в голову. И поперхнулась.
Саженях в ста от берега всплыла здоровенная каракатица — размером с два рыбачьих баркаса. Да какая — пурпурная! Хотя по установленному Господом порядку каракатице положено быть буровато-зеленой.
На миг девушка даже подумала, что это сам кракен, но тут же вспомнила, что кракен похож на осьминога и, если верить моряцким байкам, раз в двадцать побольше.
— Орланда, уйди, прошу… — Кар был готов заплакать, но старался держаться изо всех сил. — Это Гончий Пес Хоренны. Цепь Сумерек разбита, Тартессу конец, мы и так слишком долго живем…
И медленно осел наземь, закатив глаза. Видимо, для его нервов все случившееся оказалось слишком сильным испытанием.
Первым ее побуждением было схватить в охапку мальчишку, лишившегося чувств от страха, и утащить прочь. В конце концов, люди найдут управу на каракатицу, даже самую большую!
Но тут головоногая гостья вытянула длинную «руку», увенчанную чем-то вроде когтистых (Иисусе Христе!) пальцев, словно отдавая команду. И заполнившие Царский Берег клешнистые твари зашевелились, защелкали. Ну, точно войско перед атакой.
Одновременно прямо из воды появились сразу несколько дюжин огромных лупоглазых морд. Морские тритоны тоже не остались в стороне от надвигающихся событий.
А позади, в гавани, аккурат вблизи скрытых под водой развалин дворца, возникла и заклубилась какая-то тень — большая и навевающая безотчетную жуть.
И тогда…
Отвернувшись от царя, Орланда вдруг достала из-за пазухи медальон и протянула его в сторону каракатицы.
На устах вертелись слова молитв и экзорцизмов против нечистой силы.
Но сказала она совсем другое.
Сказала мысленно, всеми силами души, обращаясь даже не к этой самой гончей каракатице и уж подавно не к ракоскорпионам.