— Какая невредимость с этой вещью! — воскликнула Бранвин и, схватив его за руки, заглянула ему в глаза, словно только того и ждала. — О, позволь я стану носить его вместо тебя.
И на мгновение он струсил, подумав лишь о том, что он будет свободен, и только потом осознал, что это предлагает ему Бранвин, хрупкая Бранвин, которая слышала пение леса в ураган и которой снились кошмары, что она потерялась в лесу.
— Нет, любовь моя, — ответил он.
— Ты жалеешь для меня камень, защиту, даваемую им? — спросила она, непоколебимая в своих доводах и гораздо более хитрая, чем он, особенно сейчас, когда мысли его путались. — Не хочешь поделиться его дарами?
Он беспомощно смотрел на нее, лишенный всех аргументов.
— Значит, в нем нет защиты, — промолвила она.
— Если меня призовет мой король и велит мне взять меч, неужто ты стала бы удерживать меня? Нет.
— Если тебя призовет король, — ответила Бранвин, — я бы знала, что это сладкая западня.
Ее коварство потрясло его. Он подарил ей детей и спал с ней бок о бок двадцать два года. И никогда он не слышал от Бранвин подобных слов. И теперь они смутили его, разрушив все его доводы.
— Я имел в виду не короля, — промолвил он.
— Значит, ее.
— И если она призовет меня, у меня тоже не будет выбора, — упорно продолжал он, чувствуя, как холодным пламенем горит у его сердца камень. — Бранвин, идет война, и я могу помочь лишь одним — храня этот камень. Идет война, — и он увидел знамена и драконов в языках пламени, падающие стены, как рассыпающиеся угли, и серебряный дождь стрел под эльфийским солнцем…
Лиэслиа!
Пробежавшая дрожь изумила его. Он ощутил на своей шее ее пальцы, почувствовал, как она расстегнула цепь и сняла ее, и, снова вздрогнув, он ухватился за продолговатый камень, который был уже в ее руках. И вместе с камнем он сжал ее пальцы, запутавшиеся в цепочке.
— Она — невежливая гостья, — слабо прошелестела Бранвин. — Она дала подарки нашим детям, дала тебе, а мне — ничего, для меня у нее не нашлось ничего.
Но он смотрел дальше слов, в самую суть и видел страх в глазах Бранвин. Возможно, из-за камня, который они оба сжимали в руках. Но он видел больше, и это видение жгло ему душу, ибо он ощущал различие между ее кровью и своей; и то, что Мев и Келли были его детьми, ибо Арафель принесла им дары, ничего не подарив Бранвин. Арафели было нечего дать Бранвин. И Бранвин это знала не хуже, чем он.
Упало последнее полено, рассыпавшись искрами, и вместе с ним что-то оборвалось в его сердце, как сокрушительное падение на грани сна, как приснившаяся стремнина, только сном тем была их жизнь, их мир и покой, их вера в то, что и за гранью смерти они будут вместе.