И наконец покой и вовсе покинул ее — она не могла обрести его ни днем, ни ночью.
Она сидела, повесив голову, под подернутой облаками луной, и Фиан не мог развеселить ее. Он взирал на нее с глубоким отчаянием, а потом сочувственно прикоснулся к ее руке.
Она не сказала ни слова, но поднялась и пригласила арфиста немного пройтись вместе с ней. Он повиновался. И злобные твари завозились и зашептались в глубине чащоб и порослей вереска, внушая гнусные помыслы ветрам, так что Фиан то и дело вздрагивал и пятился во тьму, и жался к Арафели.
Силы ее убывали — ей не удавалось заглушить эти голоса, и она не могла заставить себя не слушать их. «Крах, — шептали они, — все бесполезно». И, наконец, ухватившись за руку Фиана, она опустилась на стылую землю и прильнула головой к изъеденному, умирающему дереву.
— Что мучает? — спросил Фиан и погладил ее но лицу, и расцепил скрюченные пальцы, раскрыв ладонь, тянувшуюся к горлу, словно ища там ответа. — Что мучает тебя?
Она пожала плечами и улыбнулась, и вздрогнула, ибо даже сейчас в темноте при свете костров и факелов топоры продолжали стучать, и она ощущала, как железо снова вгрызается в лес, сотрясающийся от бесконечного крика, длящегося уже много дней; но Фиан был глух к нему — таким уж он был создан.
— Спой мне песню, — попросила она.
— Сердце мое не лежит к песням.
— Как и мое, — откликнулась она. Пот покрывал ее лицо, и он утер его нежной рукой, пытаясь облегчить ее боль.
И снова он поймал и разжал ее пустую руку, тянувшуюся к горлу.
— Камень, — промолвил он. — Ты по нему скучаешь?
Она вздрогнула и обернулась, ибо топоры зазвучали громче и ближе. Он тоже посмотрел в ту сторону и снова перевел взгляд на нее, недоумевая и не слыша ничего.
— На этот раз, — произнесла она, — как только встанет солнце, ты должен отправляться в путь. Новый лес укроет тебя.
— И бросить тебя? Ты говоришь об этом?
Она улыбнулась и прикоснулась к его встревоженному лицу.
— Я достаточно вознаграждена.
— Как вознаграждена? И чем ты заплатила? Что ты отдала взамен?
— Сны, — ответила она. — Всего лишь. Не больше того. Но и не меньше. — Руки ее отчаянно дрожали, а сердце затопил невыносимый мрак — то была ненависть к нему, к себе и ко всему живому, и отгонять ее было все тяжелее и тяжелее. — Ими овладело зло. Он причинит тебе боль — мне это уже снилось. Арфист, пора идти.
— Зачем ты отдала такую вещь? — и крупные слезы потекли из его глаз. — Неужто моя игра стоила такой цены?
— Что ж, стоила, — ответила она и рассмеялась последним смехом, что оставался у нее — и на мгновение зло рассеялось, освободив ее. — Я вспомнила, как надо петь и что такое песни.