5. Мы не можем согласиться с тем, что переговоры с г-ном Молотовым о втором фронте, поскольку они были ограничены как устными, так и письменными оговорками, дали бы какое-либо основание для изменения стратегических планов русского верховного командования.
6. Мы вновь подтверждаем нашу решимость оказывать нашим русским союзникам помощь всеми возможными средствами».
Этим вечером мы были на официальном обеде в Кремле, на котором присутствовало около 40 человек, в том числе некоторые высокопоставленные военные, члены Политбюро и другие высшие официальные лица. Сталин и Молотов радушно принимали гостей. Такие обеды продолжаются долго, и с самого начала было произнесено в форме очень коротких речей много тостов и ответов на них. Распространялись глупые истории о том, что эти советские обеды превращаются в попойки. В этом нет ни доли правды. Маршал и его коллеги неизменно пили после тостов из крошечных рюмок, делая в каждом случае лишь маленький глоток. Меня изрядно угощали.
Во время обеда Сталин оживленно говорил со мной через переводчика Павлова.
«Несколько лет назад, – сказал он, – нас посетили Джордж Бернард Шоу и леди Астор».
Леди Астор предложила пригласить Ллойд Джорджа посетить Москву, на что Сталин ответил:
«Для чего нам приглашать его? Он возглавлял интервенцию».
На это леди Астор сказала:
«Это неверно. Его ввел в заблуждение Черчилль».
«Во всяком случае, – сказал Сталин, – Ллойд Джордж был главой правительства и принадлежал к левым. Он нес ответственность, а мы предпочитаем открытых врагов притворным друзьям».
«Ну что же, с Черчиллем теперь покончено», – заметила леди Астор.
«Я не уверен, – ответил Сталин. – В критический момент английский народ может снова обратиться к этому старому боевому коню».
Здесь я прервал его замечанием:
«В том, что она сказала, много правды. Я принимал весьма активное участие в интервенции, и я не хочу, чтобы вы думали иначе».
Он дружелюбно улыбнулся, и тогда я спросил:
«Вы простили меня?»
«Премьер Сталин говорит, – перевел Павлов, – что все это относится к прошлому, а прошлое принадлежит богу».
Во время одной из моих последних бесед со Сталиным я сказал:
«Лорд Бивербрук сообщил мне, что во время его поездки в Москву в октябре 1941 года вы спросили его: «Что имел в виду Черчилль, когда заявил в парламенте, что он предупредил меня о готовящемся германском нападении?»
«Да, я действительно заявил это, – сказал я, – имея в виду телеграмму, которую я отправил вам в апреле 1941 года».
И я достал телеграмму, которую сэр Стаффорд Криппс доставил с запозданием.