Жежень повернулся спиной к горбу с потаенным да зачуранным жертвенником… то есть нет — он только хотел повернуться. Одубелые ноги разъехались, тяжеленная (шутка ли — с полкулака золота!) лядунка потянула к земле, словно бы кто-то дернул ее неслабо и властно…
Бранясь на чем свет стоит, парень завозился в грязи, пытаясь встать с четверенек, но первая попытка не удалась, а на второй он мельком глянул в голое размокшее поле, к которому его теперь развернуло лицом, — глянул и снова замер, раскорячившись дурак дураком.
Там, на невыжженной по мокрети стерне что-то было, что-то еще более темное, неподвижное. Камень? Коряга? На полях вроде такого землепашцы не терпят… Снопик какой позабытый? А тогда отчего же при первом взгляде привиделись на нем две красные жаринки?
Словно бы отвечая незаданным этим вопросам, «что-то» шевельнулось, на долю мига обозначило себя более-менее различимым силуэтом и бесшумно втянулось в сумерки.
Собака, что ли? Может, конечно, и собака…
Жежень поднялся, кое-как отряхнул колени и торопливо зашатал к Холму.
Люди же, к примеру, бывают немыми… не как Полудура, а вовсе напрочь… и очень выдержанными люди бывают… Вот и собака эта попалась немая или очень выдержанная — потому-то и не облаяла встреченного впотьмах незнакомого… Немая или очень выдержанная ЖИВАЯ собака… И никакой то был не дух-призрак Шульгова пса, давным-давно убитого Векшей где-то поблизости… Или даже пускай дух-призрак пса, но никакой не… ой, нет — вот о таком «никакой» вспоминать бы лучше не надо…
Он поймал себя на том, что больше не трудится выискивать подходящую тропку, но только рукой махнул.
Какая разница?
В темноте бродить по междуградским тропинкам не безопасней, чем напрямки.
Большинство дорожек здесь ведет к чьему-то жилью. Вот лишь забреди — увидишь, что будет. Добрые-то люди на ночь глядя не шастают чужими дворами, а со злыми разговор короток… Это ведь только какому-нибудь чужаку может показаться (и то лишь с первого взгляда), будто люди здесь живут широко-беспечно!
Изо всех сил Жежень заставлял себя думать об опасностях простых и понятных, которые от обычных людей, — лишь бы только не давать потачки подозрению, ледяной пиявкой всосавшемуся в дальнюю изнанку души.
Случайно ли оказывались непопутными выбираемые тропки или что-то все же отводило дорогу? Что? Зачем? Векшину златому подобию захотелось к месту вашей с ней первой встречи? Или… Или чего-то там захотелось собаке, которая на деле и не собака вовсе, и даже не обычный волк?
Ой, нет, сказано же: об этом не надо!
Парень не заметил, как перешел с шага на бег. Он почти не поднимал головы, сутулился, пытаясь углядеть хоть что-нибудь там, внизу, но мутные, стремительно наливающиеся ночным мраком сумерки сводили эти старанья на нет. Даже когда удавалось приметить что-либо спотыкливое или колкое, подгибающиеся одеревенелые ноги все равно не успевали сберечь себя от беды.