Меж травой (чересчур, кстати, пышной как для обжитого места) и кровлей виден лишь просторный, но невысокий сруб в четыре бревна; и вход-крыльцо под прилепившимся к чельной стене тесовым навесом не вверх ведет, как у обычной избы, а вниз.
И еще над навесом пристроен медвежий череп. Огромный череп, великанских размеров была зверюга — Корочун говорит, будто такие перевелись в наинезапамятнейшие времена. И хвала богам, что перевелись… При виде этих ощеренных клыков-бивней кидает в дрожь самых что ни на есть отважных людей. Жеженя вот, к примеру, — особливо впотьмах, когда под огромным костяным лбом горит небольшая плошка.
…Принудив себя поднырнуть под длиннозубый оскал древней мертвечины и спустившись по горбылевым ступеням, Жежень довольно долго колотил в затворенную дверь (сперва кулаками, а потом, опомнившись, дубинкой, прислоненной близ входа именно для подобной надобности).
В конце концов дверь с пугающей беззвучностью подалась внутрь, и поглощенный своим занятием парень чуть не ввалился в волхвовское жилище (сеней в этой полуизбе-полуземлянке не было, как и вообще многого, имеющегося в любом обычном жилье).
Будь открывшийся дверной проем пуст, Жежень наверняка упал бы. А так получилось, что он с маху обнял крепенькую коренастую бабу в некрашеном платке и на редкость чистой коротковатой рубахе.
Другая бы завизжала с перепугу, а то и причинила бы недоладному гостю вред куда серьезнее звона в ушибленных визгом ушах — поздним вечером даже баба вряд ли бы подошла с пустыми руками к двери, сотрясающейся от невесть чьего заполошного стука.
А эта…
Эта лишь досадливо отпихнула парня, и тот, попятясь да запнувшись, уселся на ступени.
— Зачем колошматишь, как полоумный? — осведомилась Корочунова, внимательно оглядывая мокрого, грязного, а кое-где и запятнанного красненьким Жеженя. — Кричу же: «Входи, не заперто!» А ты… Ну, чего тебе?
— Хозяина… — Парень сам не сумел угадать в прорвавшемся из его глотки хрипе ни единого членораздельного созвучия, а потому, откашлявшись, повторил: — Хозяина мне. Пусти.
Корочунова медленно переступила босыми ногами, однако же с места не сдвинулась.
— Жежень, ты, что ли? — раздумчиво сказала она. — Не узнала даже…
От ее спокойного полусонного голоса парень и сам вроде бы начал успокаиваться. Во всяком случае, та часть сотрясающей его лихоманочной дрожи, которая происходила не от знобкой мокрети, вроде как попустила, развеялась.
— Хозяина мне, — терпеливо повторил Жежень.
— Знамо дело, что не меня.
Поди, только Корочун да сама эта вот сероглазая красавица тридцати либо чуть поменее годов знали, кем она приходится волхву-хранильнику Идолова Холма и Навьего Града. Может, она хранильникова вдовая дочь, а может… Все может быть, поскольку волосы она всегда покрывает по-бабьи, а волхва зовет хозяином, что прилично и дочери, и жене, и кощее-купленнице, и кому угодно еще.