Кочевой быт скромен; от прошлого наследия вековой культуры сохранились кое-где медные чайники или лужёные котлы и самовары – все тульского производства. Казаху нужен нож, чтобы барана зарезать. Топор уже ни к чему: в пустыне, если что и растёт – не порубишь. Кроме кизяка, разбирают на топливо технологические трущобы, могут украсть шпалы. Когда в 1972г. из пустыни начали выселяться ссыльные немцы, после них остались обработанные поля, сады, виноградники и шикарные дома под черепичной крышей. Продать их не представлялось никакой возможности. Немцы действительно содержали подпольные силы самообороны и свирепых овчарок. Чрезмерно приблизившегося к их поселению казаха могли и убить. Казахи смертельно боялись немцев и именовали их «фасист». Такой же страх испытывали они и перед дунганами или корейцами. Они так же могли запросто убить казаха. Изумлял казахов и факт поедания собак корейцами.
Когда казахи, наконец, заняли немецкие поселения, они вытравили овцами поля и бахчи, вырубили деревья, запустили овец в дома, превратив их в окотные кошары и гордо поставили во дворах юрты. Через год, за ненадобностью, поскольку дождей там мало, разобрали крыши и все деревянные части на топливо. Учитывая их привычку, открыто отправлять естественные надобности, всё вокруг было загажено, как во времена Чингиз-Хана.
Вошли в быт и ванны (солдаты привезли, не выбрасывать же), только не для мытья – слив забивали колом, – а чтобы туши разделывать или муку хранить… Возле юрт стояли КУНГи от машин. Их использовали как кладовки. Хранили комбикорм, чтобы животные мешки не раздирали.
Я был воплощением колониальной администрации в самой уродливой форме. Прежде всего, в отличие от всех прочих, я не боялся казахов. Мог в четыре утра провести «шмон» по юртам, наловить безпаспортных родственников. Мы действовали по методу царских исправников: зацепляли юрту тросом и сдёргивали машиной.
Кроме того, я занимался и просвещением, исполняя нелёгкое бремя «белого человека» по Киплингу. Я научил некоторых гнать самогон, что повлекло за собой изменение социальной структуры общества. Пока казашата носили кизяки для топки, «ата» пил горячий самогон ложкой из-под змеевика. А «апа» в это время была вынуждена пасти овец, что прежде считалось неслыханным. Процесс самогоноварения в степи определяется издали. Поскольку казашки не ездят верхом на лошадях, (только незамужние ещё рискуют скакать), они удовлетворяются верблюдами, притом одногорбыми. Эту «коломенскую версту» видно издали, да ещё из юрты, вместо мяса, несёт дрожжами. Казахи прежде пекли пресный хлеб, но благодаря мне выторг на дрожжях и сахаре в «военторгах» резко пошёл вверх. Продавщицы меня обожествляли.