«Эх, отец. Зачем же ты с меня слово перед кончиной своей взял, что исполню я последнее желание твое?»
Потом ведуну кивнул:
– Приступай к действу, – и отвернулся.
Вновь запели кощун послухи. Просили Громовержца принять жертву особую. Требу о даровании мира ему возносили. А я глаза зажмурил покрепче, зубы сжал и уши ладонями закрыл. Но даже так мне чудилось, что я слышу молитву Ольги.
– Отче наш, сущий на небесах…
– Не-е-е-е-ет!..
– Не-е-е-е-ет! – кричал я.
– Ты чего? Ты чего, Добрыня? – Гостомысл испуганно уставился на меня.
– А?.. Что?.. – я с трудом вырывался из своего кошмара…
Осознал, что сумел это сделать, и немного успокоился.
– Сон это… сон… – и удивился тому, что вновь могу говорить. – Долго я спал?
– Ты и не спал вовсе, – пожал плечами ведун. – Мы обряд очищения начали, а ты посидел немного у Алатарь-камня да вдруг закричал сильно.
– А остальные где?
– Здесь мы, Добрын, – услышал я из темноты скрипучий голос Криви.
Тут чуть поодаль конь заржал, видно, надоело ему в приспособе стоять, и я понял, что совсем в себя пришел. Темень ночная, бор заповедный, поляна с Алатырь-камушком посредине, я на валуне сижу, рядом со мной ведун Гостомысл, а остальные люди Боговы вокруг стоят. Значит, не было ни боя на берегу Ирпеня, ни сечи жестокой на майдане киевском, ни кровавого жертвоприношения Перуну.
Или было?
– Звенемир, – позвал я.
– Что?
– Ты ритуал Великой жертвы знаешь?
– Послухом я был, юнцом неразумным, когда в последний раз человеком Перуну жертвовали, – ответил Звенемир. – Потом корогод решил, что негоже жизнь у людей ради Божьей радости отбирать.
– Это еще при Нискине, деде твоем, было, – пояснил Гостомысл.
– А сейчас провести смог бы? – спросил я у старого ведуна.
– Говорят же тебе, запрет корогод наложил…
– А если бы запрет сняли?
– Отчего же не смочь? – сказал Звенемир. – Мается Громовержец без людской кровушки, – и вздохнул тяжко, словно это он сам без жертвы человеческой чахнет. – Древляне-то вон Игоря в честь Даждьбога своего казнили.
– Так на то мы особое дозволение дали, – подал голос Светозар. – Каган ваш все законы Прави нарушил, тому Гостомысл доказательства предъявил. Ты же сам свой голос за оправдание казни подал. Так ведь?
– Конечно, – кивнул Звенемир да глаза в сторону отвел.
– Зачем тебе это? – спросил меня Кривя.
– Так. Ничего… – ответил я.
– Ну, а если так, – сказал Гостомысл и бороду огладил, – тогда настала пора и нам с тобой, Добрыня, поговорить. Мы же не просто так тебя на корогод вызвали.
– Это я догадался.
– Вот и славно, – ведун кивнул одному из ведунов: – Белояр, ты человек Велеса Премудрого, так тебе и речи вести.