Кевин словно оцепенел. Сперва его никто не беспокоил; практически никто с ним не разговаривал, о его существовании будто забыли напрочь. Он даже подумал, что, может быть, стал невидимкой или просто находится где-то в другом месте, а не в тюрьме строгого режима в предместье Нью-Йорка.
Мириам навестила его на третий день. Впрочем, разговора как такового не состоялось, они больше переглядывались через решетку. Казалось, их разделяют тысячи миль – так далеки они были друг от друга. До него долетали только обрывки бессмысленных фраз. Все, что осталось в голове: "Наши родители встречались... я играю... Хелен вернулась".
– Разве это не чудесно, – заметила она в конце, – что Джон Милтон оставил счет на воспитание нашего ребенка? Он и сироте Джеффи оставил кругленькую сумму, – и точно такие же счета приготовлены для потомства остальных партнеров. Пол с Хелен уже собираются взять ребенка на воспитание.
Поздно, слишком поздно, крутилось в голове, пока он разглядывал ее выпяченный живот. Или это казалось – не мог же он так вырасти за столь короткий срок?
– Я не хочу, чтобы мои родители имели дело с этим ребенком, – вырвалось у него наконец.
– С каким ребенком? – смущенно улыбнулась она.
– С его ребенком.
– Ах, ты опять. Ну хватит, сколько можно. Я надеялась, что ты прекратишь говорить такие ужасные вещи, когда все кончится.
– Все кончилось. Повторяю, я не хочу, чтобы мои родители воспитывали этого ребенка.
– Хорошо, не будут. С чего ты это взял? – огрызнулась она. – С чего это тебе пришло в голову. Кто им даст?
– Ни они, ни твои – не должны иметь с ним ничего общего.
– Я сама воспитаю нашего ребенка.
Он покачал головой.
– Я пытался спасти тебя, Мириам. Только в последний момент ты поймешь – когда будет уже поздно. И ты вспомнишь обо мне и выкрикнешь мое имя. И я услышу тебя, но уже не смогу ничем помочь.
– Я этого не вынесу, Кевин. Если бы ты знал, чего мне стоило прийти сюда, но эта беседа – она выше моих сил. Я больше не приду, пока ты не прекратишь это, ты понимаешь?
– Не имеет значения. Слишком поздно, – повторил он.
Она вскочила:
– Все. Я ухожу. И, если ты захочешь, чтобы я вернулась, напиши мне. Письменно пообещай, что больше не будешь разговаривать со мной в подобном тоне, – сказала она, поворачиваясь к выходу.
– Мириам!
Она обернулась.
– Найди картину Хелен, если они ее еще не уничтожили. Присмотрись к ней.
– Никто ее не уничтожал. Она продана. Ее купил Боб Маккензи. Ему нравятся такие вещи.