– Очень хорошо. – Кевин сглотнул ком в горле. Сердце его возбужденно стучало. – Займусь этим прямо сейчас. По-моему, не следует терять времени. Еще раз благодарю вас за доверие, – добавил он и покинул кабинет.
Венди уже выложила папки с требуемой информацией ему на стол. Сперва он пролистал материалы по диабету, знакомясь с симптомами и методами лечения.
Следующая папка была посвящена медсестре, которая ухаживала за Максин, пятидесятидвухлетней негритянке Беверли Морган. Она служила сиделкой у матери Максин последние годы ее жизни, можно сказать, прислуживала у смертного одра, пока хозяйка не умерла от удара. Сиделкой она была безукоризненной, но ее личная жизнь была трагической. У нее было два сына, но отец бросил их еще малышами. Один из сыновей уже к двадцати годам составил себе солидную криминальную репутацию и дважды отбывал срок. Он погиб от передозировки героина в возрасте двадцати четырех лет. Другой женился, обзавелся двумя детьми и, идя по стопам отца, бросил семью. Теперь он работал на Западном побережье.
Очевидно, все это не прошло даром для Беверли Морган, и, хотя она не числилась в наркологическом диспансере как неизлечимая алкоголичка, за ней не раз замечалась эта вредная привычка. Иначе откуда бы подручные мистера Милтона узнали о скандалах в баре пансионата и о том, что в комнате Беверли постоянно хранилась бутылка виски? Кевин задумался. Мистер Милтон советовал обратить внимание на информацию о сиделке. Может быть, в самом деле, строить линию защиты отсюда? Такая женщина вполне могла по ошибке дать Максин Ротберг не ту дозу инсулина. В любом случае, это могло запутать расследование, сбить с толку присяжных и повернуть дело в другую сторону. Если обвинение попытается использовать Беверли Морган в качестве свидетеля против Стенли Ротберга, то он знает, куда бить и как вызвать недоверие к ее показаниям.
Но самым уязвимым звеном была любовная связь Стенли Ротберга. Из материалов следовало, что началась она еще до болезни Максин. Нужно было подумать над стратегией в этом вопросе, если шашни обвиняемого всплывут на судебном процессе. Первой мыслью было убедить Стенли признаться в этом и нажимать на то, что он, как примерный супруг, все равно не мог бросить жену, особенно после того, как она стала нуждаться в уходе, – сыграв на чувствах присяжных. Тем более теперь, когда Максин не могла выполнять супружеский долг, он-то оставался мужчиной. Присяжные ценят честность, даже когда обвиняемый признается в неблаговидном поступке. То, что направлено против семейной морали, преступлением все-таки не является. Он представил как Ротберг будет "колоться" на суде, проливая слезы над трагедией своей жизни. Вот, господа присяжные заседатели, перед вами Стенли Ротберг – он любил и хотел быть любимым, – и вот как он за это пострадал.