Мне кажется, да мне именно кажется, что я начинаю понимать. Медленно, но упрямо голова соображает.
– И что? – спрашиваю я.
– А то, Малоссен, – подключается Королева Забо, – здесь как раз и неувязка. Ж. Л. В. серьезно ничего не хочет слышать, и речи не может быть, чтобы он появился на публике.
– А!..
– Но он не против, чтобы кто-нибудь его замещал.
– Замещал?
– Играл его роль, если хотите.
Пауза. Круглый стол вдруг заметно сжался. Ну что ж, вперед:
– Это должен быть я, Ваше Величество?
– Что вы об этом думаете?
***
– И ты согласился?
Жюли как пружина выскакивает из вороха перин на нашей постели.
– Я сказал, что подумаю.
– Ты согласишься?
Ее пальцы упорхнули из моей шевелюры, и я не узнаю звука ее голоса.
– Я подумаю.
– Ты согласишься корчить шута для этих чертовых издателей?
Последние слова она уже просто выкрикнула.
– Что с тобой, Жюли?
Она выпрямилась. Она смотрит на меня со всей своей высоты. Капли нашего пота еще блестят у нее между грудей.
– Как это – что со мной? Ты понимаешь, что ты мне сейчас объявил?
– Я тебе еще ничего не объявил.
– Послушай...
Подумать только, минуту назад нам было так жарко, и вдруг – такие сюрпризы, мурашки по спине! Не нравится мне это. Как будто застукал домушника у себя в квартире. Чувствуешь, что тебя прижали к стенке. Поневоле начинаешь защищаться... хуже некуда.
– Что еще послушай?
Мой голос тоже изменился. Это уже не мой голос.
– Тебе не надоело валять дурака? Ты не хотел бы побыть самим собой, хоть раз в жизни?
Именно это я и возразил сначала на предложение Королевы Забо. Но она расхохоталась своим забическим смехом мне в лицо: «„Самим собой”, Малоссен, „самим собой”! Собственное „я”, что это еще за снобизм? Вы полагаете, что все мы. сидящие за этим столом, и есть „мы сами”? Быть самим собой, уважаемый, это быть тем самым конем, в нужный момент, на нужной клетке, в руках хорошего шахматиста! Пан или пропал!», но я уже отвечаю Жюли этим противным голосом, который никак не может быть моим:
– Ах так! Значит, я уже не я?
– Нет! Да ты никогда и не был самим собой! Ни секунды! Ты не отец своим детям, ты не в ответе за те тумаки, что сыплются на твою голову, и ты собираешься играть роль бездарного писателишки, при том, что ты никогда таковым не являлся! Тебя все используют: твоя мать, твои начальники и теперь еще эта сволочь...
И вдруг я говорю:
– Зато наша журналистка с львиной гривой и упругими грудками сама себе хозяйка?
Да, я сказал это... Слово – не воробей... Но так как Жюли – это Жюли и никто другой, то ее раздражает вовсе не львиная грива и не упругие грудки, ей не по нутру упоминание о журналистке.