Ненавижу таких типов.
А этих, сорвавших показательный поцелуй Тинатин, втройне ненавижу, чтоб вы сдохли, гребите отсюда подальше, сукины дети!..
Приступ ненависти проходит так же внезапно, как и начался, – бодигарды и их владелец исчезают из поля зрения – это во-вторых. Во-первых же (что делает второй и все последующие пункты совершенно необязательными) – Тинатин возвращается ко мне.
Ну не совсем ко мне, она все в тех же полутора метрах, что и была. До поцелуя.
Единственное напоминание о нем – привкус пластикового стаканчика. Дурацкий привкус – и больше ничего, но и этого мне хватит надолго, я влюблен, я отчаянно влюблен. И ничто не изменит существующее положение вещей, даже если залитая кровью ушная раковина окажется со временем моей собственной.
– …Мы остановились на кошках, попавших под асфальтоукладчик, – говорит Тинатин.
Мы остановились на поцелуе, и я предпочел бы развить именно эту тему – желательно в другой обстановке, зачем-то же она поцеловала меня?
– Мы остановились на Дне святого Валентина, если уж быть совсем точным.
– Хотите прислать мне открытку?
– Не с кошкой, но…
Таким беспомощным я не был никогда, детство под сенью папашиных девок не считается, кто будет помнить о детстве за шкафом в промозглой квартире, с куском мела под подушкой, – кто согласится помнить?..
– Не с кошкой, Тинатин, – я произношу ее имя вслух, кажется – впервые. – Что-нибудь более оптимистическое.
– Что-нибудь вроде кретинского сердечка, – высказывает предположение Тинатин. – Обычно его пристраивают к воздушному шару. Мерзость.
– Не обязательно к воздушному…
– Я не хочу быть исключением из правил. Пришлите мне кошку.
«Пришлите мне кошку», – говорит она, хотя совершенно ясно, что адреса я не дождусь, вот если бы Валентинов день случился завтра, а еще лучше – вчера… Если бы – тогда бы у меня еще был призрачный шанс, но Тинатин не из тех, кто способен зафиксироваться на одном человеке дольше пары часов – или пары дней, если повезет.
Пара дней предпочтительнее.
Уже потому, что между ними существует ночь. Провести с ней ночь… м-м-м… Мысль, достойная монографии Жан-Луи, – и безнадежная, как сама монография. Конца ей не видно.
– Лора – ваша подруга, Макс?
– Лора – это Лора. – Я встречаю напоминание о Лоре скрежетом зубовным, слышит ли его Тинатин? – С Лорой нужно держать ухо востро.
– Вы полагаете?
– Просто хочу предупредить. Не обольщайтесь насчет нее, Тинатин. Она всех встречает с распростертыми ногами.
– А я и не хочу быть исключением из правил, – Тинатин нисколько не шокирована.
– Она шлюха. Дешевая шлюха, вот что я хотел сказать. Для нее раздеться догола перед десятком распаренных мужиков – не вопрос.