Неподдельная боль, звучавшая в его голосе, развеяла в прах годы разлуки. Она пыталась отстраниться и не могла – Видал все сильнее сжимал пальцы. Их тела почти соприкасались, и уже было поздно для притворного равнодушия. Слишком поздно для ярости, ссор и обид. Вожделение, желание и любовь боролись в них, сливаясь в одно целое…
– Потому что…
Валентина пыталась вспомнить причины, ложь, сказанную ей много лет назад. Безуспешно. Она ощущала жар его тела, хотела вонзить зубы в его плоть…
– Потому что…
Дверь распахнулась, и в комнату влетел Александр.
– Мама! Мама! – начал он и тут же замер, увидев, как незнакомый мужчина крепко держит его мать.
Несколько мгновений они напоминали живую картину. Кровь отлила от щек Валентины: отец и сын впервые стояли лицом к лицу.
– Пресвятая матерь Божья, – прошептал Видал, медленно отпуская Валентину и переводя взгляд с Александра на нее и снова на Александра. – Так вот почему ты уехала!
– Александр, пожалуйста, оставь нас на минуту, – произнесла Валентина непривычно резким голосом.
– Не хочу, – упрямо буркнул Александр, расставляя ноги и мрачно хмурясь под жадным взглядом чужака.
– Делай, как я сказала, Александр.
Мальчик еще раз оглядел человека, похожего на короля демонов из его книги сказок, и недоуменно уставился на мать. Таким тоном она никогда с ним не разговаривала!
– Ладно, – пробормотал он дрожащим от слез голосом, не выдавая, однако, как огорчен. – Пойду к Руби. Она меня не прогонит!
Он решительно потопал из комнаты – само воплощение оскорбленного достоинства. Дверь закрылась за ним, и Видал снова повернулся к ней.
– Ты не только бросила меня, – потрясение прошептал он, – ты увезла моего сына. Почему, Валентина? Почему?
И вновь последние пять лет словно растаяли. Что ему сказать? Как объяснить? Она помнила все до последней мучительной мелочи.
– Потому что знай ты правду, конечно, оставил бы Кариану и признал бы Александра. И тогда с твоей карьерой было бы покончено. Потому что наше будущее строилось бы на несчастье Карианы. Потому что я люблю тебя.
– И потому вышла замуж за своего грека. Он знал, что ребенок, которого ты носишь, – чужой?
Валентина посмотрела ему прямо в глаза:
– Да, знал.
– Ты любила его?
Вопрос прогремел, как пистолетный выстрел в конце пьесы.
– Да, – повторила Валентина. Теперь не время объяснять, что ее любовь к Паулосу была совсем другой, чем любовь к нему.
Видал со свистом втянул в себя воздух. В его глазах сгустилась тьма.
– Похоже, все эти годы ты знала лишь счастье, а я… – Он с гримасой отвращения махнул рукой. – Nem fontos. He важно. Каким дураком я был! Если бы я только знал…