– Как Кариана, Видал? По-прежнему больна?
Видал мгновенно стиснул руль.
– Да, – коротко ответил он, сворачивая на Ривер-роуд.
Валентина не обратила внимания на величественную Миссисипи, медленно катившую, воды к Мексиканскому заливу. Ей не хотелось говорить о Кариане, но молчать было нельзя. Они должны освободиться от призрака Карианы, прежде чем станут мужем и женой.
– Она в Нью-Йорке?
– Нет, в Ла-Джолле.
Валентина удивленно раскрыла глаза. Видал убрал руку с руля и нервно пригладил волосы.
– Прости, что так резок, любимая. Просто я не могу говорить о Кариане.
Его лицо страдальчески исказилось, и Валентина виновато потупилась.
– И не нужно, – прошептала она, нежно кладя руку ему на плечо. – Прости, Видал, мне не следовало спрашивать.
– Не важно, – твердо ответил Видал. – Ты имеешь право знать. Пожар не был случайностью, Валентина. Я сам не знал правды, пока Кариану не выписали из больницы.
Он, не отрываясь, смотрел на дорогу. Голос звучал глухо и невыразительно.
– Это Кариана подожгла Вилладу. Она сама мне сказала. Я просил у нее развода, и она решила, что я хочу жениться на Хейзл Ренко. Бог знает почему. Между мной и Хейзл никогда ничего не было, только взаимная симпатия и уважение.
Кровь отлила от лица Валентины. Она не желала больше слушать. Нужно попросить его остановиться.
– Именно тогда я понял, что больше не могу нести за нее ответственность. Доктор Гроссман – единственный, кроме меня, кто знает правду. Я немедленно позвонил ему, и он послал людей, чтобы они привезли ее в нью-йоркскую клинику. Гроссман по-прежнему надеется, что ее состояние улучшится, но пока этого не произошло. Полгода назад он открыл в Ла-Джолле новую клинику и забрал Кариану с собой. Если бы она хоть немного поправилась, думаю, он женился бы на ней. Но сейчас… – Он беспомощно пожал плечами. – Болезнь ее прогрессирует. Иногда она по нескольку недель и даже месяцев кажется совершенно нормальной, но потом без всякой видимой причины превращается в буйно помешанную. – Он поморщился, словно вся полузабытая боль вернулась с новой силой. – От этого кошмара ей уже не избавиться, но Гроссман по крайней мере заботится о ней, и теперь она вряд ли сможет навредить кому-то, кроме себя самой.
– Ты видишься с ней? – осторожно поинтересовалась Валентина.
– Когда я узнал, что она стала причиной смерти Хейзл и ничуть в этом не раскаивается, понял, что больше не могу ее видеть. Позднее, уже после развода и стольких лет войны, мое отвращение немного улеглось. Ее следует не осуждать, а жалеть. Я начал регулярно навещать Кариану, пока она была в Нью-Йоркской клинике, но Гроссман попросил меня не делать этого. Сказал, что мои приезды тревожат ее.