– Всех ли вы распутинцев повыгоняли с церковных кафедр?
– Я не на эту тему пришел с вами разговаривать, - ответил я Керенскому. - Оставим это. Я пришел к вам говорить по очень важному вопросу».
По-видимому, в двадцатых числах августа слухи о заговоре против него так волновали Керенского, что он не удержался и обыскал своего «друга», совершенно безобидного Львова, проехав своими руками вдоль по его карманам.
В разговоре с Керенским, таинственно указывая, что он пришел к нему по поручению, но без права сказать от кого, Львов в туманно путаных выражениях умолял Керенского протянуть руку тем, кого он отталкивал, реорганизовать правительство, оставив в нем социалистов-государственников, а не исключительно представителей Совета.
– Скажите, пожалуйста, на кого вы опираетесь? - спрашивал Львов. И, не дожидаясь ответа, продолжал говорить, что Керенский опирается лишь на Петроградский Совет, уже состоящий из большевиков, что общественное негодование на Совет растет и выразится в резне.
– Вот и отлично! - воскликнул Керенский, вскочив и потирая руки. - Мы скажем тогда, что не могли сдержать общественного негодования, умоем руки и снимем с себя ответственность.
«Обнаружение обстоятельств этого «грехопадения»Керенского, - писал А. И. Деникин, - произвело впоследствии большое впечатление на советские круги, а член следственной комиссии Либер, ознакомившись с ними во время допроса Корнилова в Быхове, схватив себя руками за голову, патетически воскликнул: «Боже мой, ведь это чистая провокация!»
(Михаил Исаакович Либер, он же Гольдман, меньшевик, член Центрального исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, член еврейского «Бунда», избранный от Совета быть членом «Чрезвычайной следственной комиссии по делу генерала Л. Г. Корнилова», во главе которой стоял Шабловский).
Но вернемся к свиданию Львова с Керенским,
Заинтригованный визитом Львова, который намекнул, что у его друзей имеется реальная сила, напуганный слухами о заговоре, ожидая чьего-то выступления против себя, подозревая Союз офицеров и Ставку (о которой в разговоре не упоминалось), но не генерала Корнилова, Керенский решил использовать простодушного Львова в своих личных целях как разведчика.
– Хорошо, я согласен, - сказал он. - Если даже требуется моя отставка, я согласен уйти, но поймите же, что я не могу бросить власть; я должен передать ее из рук в руки.
И, конечно, был прав П. Н. Милюков, когда писал, что «добродушный Львов принял это заявление за чистую монету… Думая, что речь идет о действительной готовности уступить, он тогда перешел к настоящей цели своего посещения.