–Так же, как офицеры на войне. Их можно обидеть как угодно и даже побить им рожу, ни за что не донесут, - сказал Станислав. - Предпочитают иметь тебя на фронте, чем посадить в тюрьму вдали от огня.
Чистить котлы на экваторе, когда печка вчера еще пылала, как ад, и когда в соседнем котле разведены пары. О господи!… Кто не едал свой хлеб в слезах, тот будет пить его теперь, как земляничный сироп.
Мы сидели в котле голые, но стены были так раскалены, что нам пришлось одеться и подложить под ноги толстые подстилки из мешков, чтобы не обжечься.
Потом мы принялись стучать. Но какую пыль поднимает котельный камень. Точно легкие, глотку и горло поцарапали стеклом. Когда шевелишь ртом, она хрустит под зубами, и все время испытываешь такое ощущение, словно у тебя высверливают с одного конца спинной мозг.
Котел сам по себе недостаточно вместителен. Кроме того, в нем расположены трубы. Приходится лежать на спине, на животе, чтобы достать во все места. Как змея, извиваешься по трубам. Куда ни коснешься голой рукой, всюду так горячо, словно касаешься горячей плиты.
Потом в глаза внезапно влетает кусок накипи. Это твердое, острое зернышко причиняет такие страдания, что боишься сойти с ума. Вынимаешь его грязными потными руками, и глаз воспаляется. Некоторое время все идет благополучно, и вдруг опять в глазу острый осколок, и начинается новая пытка.
Предохранительные очки? Они стоят денег. На такие пустяки у «Иорикки» нет денег. Так было тысячу лет тому назад, так должно быть и теперь. В большинстве случаев и очки никуда не годятся. Либо в них ничего не видишь, либо они давят переносицу, или пот заливает стекло и въедается в глаза.
Если бы у нас были электрические лампы, это было бы все же небольшим облегчением. Но карфагенские лампы - в пять минут весь котел наполняется дымом. А стучать необходимо.
Молотки гудят в котлах, словно тысячи громов бьют по барабанным перепонкам. Это не эластичный резонанс, а резко вибрирующий, пронзительно кричащий гул.
Пять минут, и мы выходим наружу, чтобы глотнуть воздух. Мы варимся в поту, разгоряченные легкие вздымаются, сердце беснуется, словно хочет разорвать грудь, и нет возможности унять дрожь в коленях. Воздуха, только воздуха. Чего бы это ни стоило! И мы стоим на морском бризе, который действует на нас, как шторм в Саскачеване. Широкий твердый меч пронзил наше тело во всю длину. Мы мерзнем и дрожим и рвемся обратно в раскаленный зной котла.
Снова пять минут, и мы кричим: воздуха! Лежа все трое в котле, мы теснимся к узкой горловине, и каждый рвется наружу первым. Но через горловину может пролезть только один, и при этом он должен вертеться и извиваться, как кошка. Пока он лезет через горловину, в котел не проникает ни одного глотка воздуха. С трудом я просовываю руки, чтобы вылезть из котла. Кочегар падает навзничь в котел, раздается протяжный гул. Он без сознания.