Кофе был горячий, черный и горький. Без сахара, без молока. Хлеб приходилось есть сухим, так как от маргарина исходила невыносимая вонь. Кочегар подошел к столу, грохнулся на скамью, выпрямился и хотел поднести чашку с кофе ко рту, но голова его упала и ударилась о чашку так, что она опрокинулась. Он снова уснул и в полусне дотронулся до хлеба, чтобы отломать кусок, так как от усталости не мог удержать ножа в руке. Каждое движение он производил всем туловищем, а не только руками, пальцами, губами или головой.
Колокол зазвенел. Кочегар пришел в бешенство, так как не успел допить кофе, и сказал: «Иди вниз, я сейчас приду. Приготовь воды для тушения шлака».
Проходя мимо камбуза, я увидел Станислава, хозяйничавшего в темноте. Он разыскивал мыло, припрятанное поваром. Повар воровал мыло у стюарда, а стюард из шкиперского чемодана.
–Покажи мне, как пройти в кочегарку, Лавский, - обратился я к Станиславу.
Он вышел, и мы поднялись в верхний этаж, где находились шканцы. Он показал мне черную шахту.
–Туда спускается трап. Теперь ты и сам найдешь дорогу, - сказал он и вернулся опять в кухню.
Из иссиня-черной и все же такой ясной в своем черном блеске ночи я глядел вниз в шахту. В бездонной, на первый взгляд, глубине я увидел пылающее, наполненное парами, дымящееся пекло. Это пекло алело от отражения пламени котла. Мне казалось, что я заглянул в преисподнюю. На фоне этого алого, чадного света выступала нагая закопченная человеческая фигура со сверкающими полосами струящегося пота. Фигура стояла со сложенными накрест руками, неподвижно уставившись в то место, откуда падал алый свет. Потом она шевельнулась, схватила длинную, тяжелую кочергу, пошарила ею в том месте, откуда падал свет, и поставила снова к стене. Затем фигура двинулась вперед, нагнулась, и минуту спустя мне показалось, что она объята пламенем. Потом она снова выпрямилась, пламя угасло, и остался только призрачный алый свет.
Я хотел спуститься вниз по лестнице. Но когда я ступил на верхнюю ступеньку, ужасающая волна зноя, удушливой вони, угольной пыли, золы, чада и водяного пара ударила мне в лицо. Я отшатнулся назад и с громким вздохом глотнул свежего воздуха, потому что мне показалось, что мои легкие уже не в состоянии мне служить.
Но все это было напрасно. Я должен был спуститься. Там внизу был живой человек. Живой человек, который двигался. А там, где может быть другой человек, там могу быть и я. Я быстро спустился на пять или шесть ступенек, но дальше двинуться не мог. В одну минуту я снова был наверху и жадно глотал свежий воздух.