За столом снова воцарилась неловкая тишина. Высказанные вслух общеизвестные вещи всегда производят шоковый эффект. То, что императоры дома Тан были настолько же ханьцами, насколько и тюрками, было всем известно. И если бы тюрки Великой степи не воспринимали первых императоров династии как «ханов народа табгач», то вряд ли бы Великий предок, император Тай-цзун, привлек на военную службу тысячи воинов Степи. Эти железные всадники, которых всегда ставили в авангард для первого удара, изменили лицо, вооружение и строй имперской армии. В общем, дом Тан был империей не одного народа, а двух: тюрок сухих северных степей и ханьцев влажного юга.
Но говорить такие вещи вслух могла лишь женщина очень высокого ранга. А то, что нам позволено было их выслушать, означало нашу причастность к каким-то предстоящим великим событиям. Либо же означало нечто другое — большие неприятности.
— Весь мир открыт Поднебесной, и Поднебесная открыта миру,- продолжала Ян с серьезным лицом.- Храмы всех учений вырастают в Чанъани, музыка и еда с дальнего Запада так же хороши в нашей столице, как и у себя дома. А то и лучше. Великое спокойствие империи основывается на ее открытости. Это еще не все осознали. И поэтому император, возможно, задумается вскоре о смене девиза правления. А мы, собравшиеся здесь, должны ему помочь.
Вот тут уже тишина стала мертвой. Мы отсчитывали четырнадцатый год правления под девизом «Небесная драгоценность». До того тот же император долго правил под девизом «Начало». И — об этом мало кто знал, — в первые два года своего правления он сменил, нетерпеливо отшвыривая, множество иных девизов.
Собравшиеся быстро трезвели: намечалось великое событие. Два иероглифа, предложенных кем-то из нас и принятых Императорским городом, означали бы приход новой эры. Они должны были потрясти умы, показать людям, что пришел новый век. Нам предстояло творить историю.
Чего хотела Ян? Чтобы Властителю Поднебесной представили иероглифы, означающие бескрайний Запад, открытые дороги, единство народов, общее процветание? Не знаю. В любом случае я совершенно не собирался участвовать в этом состязании. На протяжении всего банкета (с отличным супом из верблюжьей ноги и достойными уважения оленьими языками из Ганьсу — видимо, поступившими из императорской кухни) я старался смотреть на госпожу Ян с должным почтением, но не мог отделаться от одной мысли. И эта мысль касалась не только ее брата — премьер-министра.
Дело в том, что вчера вечером Юкук, который день за днем терпеливо просеивал множество имен и фактов, узнал одну очень серьезную вещь.