– Хороший телефон был, совсем новый, – пожаловался Багдасарян, тяжело поднимаясь из-за стола. – Неделю назад купил, триста долларов отдал, слушай! А ты правильно делаешь, что торопишься, – продолжал он, подходя к стеллажу. – У тебя времени совсем нет, скоро мои люди с тебя живого шкуру сдерут.
– Да, – сказал Глеб, – когда со старого маяка вернутся. Если вернутся. Только я бы на это не рассчитывал.
– Шакал, – с ненавистью процедил Багдасарян, беря с полки кассету. – Кого защищаешь? Зачем? Его сын девушку обесчестил, слушай!
– Знаю я эту историю, – сказал ему Глеб. – Я еще много таких историй знаю, и даже покруче этой. Про приятеля твоего покойного, Ашота, да и про тебя тоже, моралист хренов...
– Выражения выбирай! Ты в моем доме, слушай!
– Ну извини, – сказал Глеб. – Давай-ка послушаем, а то есть у меня подозрение, что ты мне кота в мешке подсовываешь. Давай-давай, включай!
Бормоча что-то нелестное для Глеба на своем родном языке, Багдасарян отшвырнул кассету, которую держал в руке, взял с полки другую и вставил ее в приемный отсек музыкального центра. Глеб услышал знакомый женский голос – неприятный, бьющий на жалость и одновременно сварливый. Запись была та.
– Клади на стол, – сказал Глеб. – Копии снимал, джигит?
– Я честный человек, – с достоинством объявил Багдасарян, – никого не обманываю. Твой Косарев мне услугу – я ему кассету. Потом подружимся, кассета уже не понадобится, так зачем какие-то копии-шмопии?
– Верю, – сказал Глеб. – Теперь гони остальное.
– Что остальное, э? Какое остальное? Что еще хочешь, слушай?! Деньги тебе надо? Деньги дома не держу, за ними в офис ехать надо!
– Бумаги, – терпеливо сказал Глеб. – Кассета сама по себе ничего не доказывает, это тебе любой юрист скажет. Уверен, что у тебя где-то и документы имеются – свидетельские показания, заявление потерпевшей, еще какая-нибудь макулатура на эту тему. Бумаги давай, Аршак. Да не торгуйся, ты не на базаре! Мне действительно некогда. Вот шлепну тебя сейчас, а потом спалю это клопиное гнездо к чертовой матери.
– Стреляй, шакал, – сказал Багдасарян. – Стреляй! Думаешь, ты меня напугал, э?
– Ну, значит, бумаги точно здесь, – констатировал Глеб, поднимая оба пистолета на уровень глаз. – А за твое плохое поведение я тебя накажу: не стану убивать, а просто прострелю обе ноги, чтоб ты заживо сгорел, старый подонок. Как тебе это понравится, а? Ты у нас спортсмен, сердце у тебя крепкое, так что ты до самого конца доживешь, даже сознания не потеряешь. Не то что старик, которого твои джигиты насмерть замучили. Сволочи вы, а еще православные!