Разумеется, Осмоловскому очень не нравилось то обстоятельство, что Ненашев, как выяснилось, околачивался в "Волне" одновременно с группой Славина. Однако было установлено, что после отъезда полковника и его подчиненных господин депутат оставался в Сочи еще четыре дня – купался в бассейне, загорал в солярии и кушал шашлык из молодого барашка, обильно запивая его красным вином. Зная господина Ненашева, можно было предположить, что пил он не только вино, но и коньяк, и даже водочку; надо полагать, без девочек также не обошлось, но все это, увы, не имело никакого отношения к делу.
Словом, найти Осмоловскому ничего не удалось, а его непосредственные служебные обязанности не позволяли провести масштабное расследование – одно из тех расследований, после которых в той или иной степени виновными оказываются почти все. Его попытки убедить начальство в необходимости такого расследования потерпели неудачу – по мнению начальства, проведенной в Сочи проверки достаточно, чтобы полностью сбросить со счетов всех известных фигурантов данного дела. Понятно, что генерала Осмоловского такая постановка вопроса не удовлетворяла – во-первых, потому, что он не хотел оставлять безнаказанными убийц и неотомщенными своих людей, а во-вторых, ему по-прежнему казалось, что связанные с сочинским делом события таят пока неизвестную, но вполне реальную угрозу для человека, которого он охранял.
Федор Филиппович признал доводы своего однокашника заслуживающими самого пристального внимания и пообещал разобраться. Разумеется, все это партизанщина чистой воды, поскольку никаких распоряжений сверху генерал Потапчук на этот счет не получал. Несмотря на это, Федор Филиппович начал действовать с присущей ему энергией, поскольку свято исповедовал девиз американских копов, начертанный на дверцах их патрульных автомобилей: "Служить и защищать". Он служил государству и защищал его интересы. То обстоятельство, что государство в данном случае было склонно игнорировать угрозу, ничего не меняло: такое случалось не впервые, и Федор Филиппович за годы своей службы сто раз видел, как оно, государство, замечало готовый свалиться ему на голову кирпич лишь после крепкого удара по темечку. Кирпич после этого разносили в пыль, но что с того? Удар-то уже состоялся...
Короче говоря, Федор Филиппович приступил к осторожному, негласному расследованию, и...
– И?.. – спросил Глеб.
Потапчук заметил, что он уже давно вертит в пальцах незажженную сигарету, и усмехнулся.
– Кури, – сказал он. – Я же вижу, что тебе курить хочется, а ты терпишь, чтобы меня не дразнить. Кури, Глеб, я не дитя малое, ножками по полу стучать не стану.