Он натянул пиджак, вынул из-под стопки свежих рубашек в шкафу тяжелый черный пистолет и засунул его сзади за пояс брюк. Пистолет был газовый, и разрешение на ношение этого пугача лежало у Глеба в бумажнике, в отделении для визитных карточек.
Он снова посмотрел на часы и кивнул: самое время спуститься в ресторан и поужинать, а заодно и познакомиться с местной публикой – как говорится, на людей посмотреть и себя показать. Застегнув пиджак на одну пуговицу и поправив на носу очки, Глеб вышел в прихожую и снова открыл мини-бар.
В тускло освещенном пространстве холодильника заманчиво поблескивало стекло, пестрели разноцветные этикетки. Бутылки в мини-баре тоже были миниатюрные, на один хороший глоток каждая. Глеб задумчиво потер подбородок, гадая, с чего начать, и наконец выбрал бутылочку с американским ржаным виски. Сорт был дешевый, но в здешнем прейскуранте эта отрава наверняка шла по цене коллекционного французского коньяка. Глеб взял бутылку, закрыл холодильник и включил свет в ванной.
Став над раковиной, он пустил воду, вскрыл бутылку и вылил содержимое в рот. "Глотнуть, что ли? – подумал он, старательно полоща рот дешевым виски и смахивая с ресниц навернувшиеся на глаза слезы. – Такое дело, пожалуй, на трезвую голову не провернешь. Нет, к черту! Надо будет – глотну на месте и выберу что-нибудь поприличнее этой дряни".
С минуту погоняв виски во рту, Глеб наклонился и сплюнул в раковину. В ванной запахло сивухой. Сиверов перевернул бутылку, выливая на ладонь последние капли, и старательно растер их по лацканам пиджака. Бутылку он небрежно швырнул в пустое, девственно чистое мусорное ведро; через несколько минут туда же последовали еще три штуки – из-под "Джонни Уокера", из-под армянского коньяка и из-под пшеничной водки. Зияющие дыры в плотной шеренге бутылок внутри мини-бара и груда пустой стеклотары в мусорном ведре выглядели вполне убедительно, даже если не принюхиваться к постояльцу номера; для пущей достоверности Глеб опорожнил и отправил в мусорное ведро принесенную из города бутылку пива, опрыскал ванную освежителем воздуха, чтобы было непонятно, куда на самом деле отправилась вся выпивка, закрыл кран и вышел.
В прихожей он немного постоял перед зеркалом, примеряя различные выражения лица – от вяло-тупого до тупо-агрессивного, – после чего вышел в коридор, с ненужной старательностью запер за собой дверь номера и, слегка пошатываясь, направился к лифту.
Кондиционер негромко шуршал, высасывая из кабинета табачный дым и отдавая взамен сухой холодный воздух. Тучный человек в милицейском полковничьем мундире тяжело завозился, извлек из кармана брюк мятый носовой платок и принялся, пыхтя, вытирать покрытую крупными бисеринками пота обширную загорелую лысину. Покончив с лысиной, он занялся шеей и могучим, в тугих складках жира, кирпично-красным загривком. Затем он убрал платок обратно в карман и вместе с креслом передвинулся поближе к кондиционеру.