Он отпустил такси в двух кварталах от дома и прошел оставшуюся часть дороги пешком, думая о том, что местные менты оказались на удивление сообразительными ребятами. Собственно, Слепой не рассчитывал на то, что смерть Гаспаряна спишут на естественные причины, – местные воротилы наверняка ждали чего-то именно в этом роде и потому отреагировали мгновенно. Чего Глеб не ожидал, так это что его трюк с канализацией разгадают сразу. Он еле успел забрать акваланг из коллектора. Уже на следующий день вокруг белого домика на мысу было полно лежащих в засаде ментов, а возле устья канализационной трубы в море болтался милицейский катер, с которого ныряли аквалангисты. Глеб не знал, что они рассчитывали там найти, но такая оперативность ему не понравилась: в команде противника, похоже, был кто-то, у кого хватило ума выбрать из всех возможных версий ту, что была ближе всего к истине, и твердо ее придерживаться, несмотря на отсутствие улик.
Впрочем, насчет улик у него тоже были определенные сомнения. Если кто-то сообразил, каким именно способом убрали Гаспаряна, то канализационный колодец на стоянке перед казино наверняка обследовали. Там, в колодце, дошлый мент мог найти сколько угодно улик, подтверждающих его правоту. Например, следы ботинок на слежавшемся песке, нанесенном в канализацию дождями, или остатки пролитой тормозной жидкости, смешанные все с тем же песком...
Глеб с большим неудовольствием припомнил сцену, разыгравшуюся час назад в отеле. Собственно, сцены как таковой не было – было мелкое происшествие из тех, что всегда служили для него признаками надвигающейся опасности.
Происшествие это имело место в вестибюле, куда Глеб спустился, чтобы отдать портье ключ от номера. Портье оказался занят – он болтал с каким-то странным типом, выглядевшим так, словно добрых полгода спал не раздеваясь. На нем был жеваный, весь в каких-то неопрятных пятнах серенький цивильный костюм, несвежая рубашка и сбившийся на сторону галстук того фасона, что считался модным лет двадцать назад. Когда-то черные туфли давно порыжели, пепельные волосы на голове торчали как попало, а длинная бесцветная физиономия выражала уныние и скуку. Он стоял навалившись локтями на стойку, сложив руки с обкусанными ногтями на изрядно потрепанной дерматиновой папке, и, казалось, дремал с открытыми глазами, слушая, что говорил ему портье. Заметив Глеба, портье замолчал и уставился на него, как на какое-то диво. Незнакомец владел собой гораздо лучше: он бросил в сторону Сиверова только один равнодушный взгляд и сразу же отвернулся. Впрочем, дела это не меняло: Слепой уже понял, что разговор шел о нем.