Не колеблясь, Майя схватила телефон и набрала номер ресторана. В этой семейной драме она была человеком посторонним.
Аксель с треском захлопнул за собой дверь. Что, к дьяволу, стряслось! Он бросил все, оставил ресторан на милости мэра – и ради чего? Дом в порядке, никакого пожара!
Он сердито прошагал из прихожей на кухню и нашел ее во вполне приличном состоянии – не хуже, чем оставил. На полу и газетах было больше цветных пятен, а холодильник напоминал стенд детского творчества, но никто не бился рядом с ним в предсмертных судорогах. Констанс пристраивала на голове у Мэтти нарисованную диадему, учительница, казалось, умиленно следила за ней, поглаживая кота.
Она повернулась. Во взгляде не было и следа умиления, только тревога.
– В чем дело?! – взревел Аксель (эта женщина взяла привычку пугать его до полусмерти без особой к тому причины!).
– Папа! – крикнула Констанс, бросилась к нему и прижалась всем телом.
Пораженный столь непривычным проявлением чувств, Аксель присел обнять ее и даже глазом не моргнул на желтое пятно, сразу украсившее его новые брюки от Перри Эллиса. Майя протянула ему бумажное полотенце, которое он рассеянно принял.
– Пап, ты останешься? Я с Мэтти рисовали.
Раньше если уж Констанс говорила, то говорила правильно. Первые последствия жизни под одной крышей с учительницей! Аксель адресовал Майе возмущенный взгляд.
– Покажи папе свой рисунок, моя шоколадная, – сказала та, не поднимаясь с места.
В этом, должно быть, и была причина звонка. У нее схватки! Преждевременные роды на полу его кухни! Иначе с чего бы ей сидеть, вместо того чтобы носиться вокруг стола наперегонки с детьми? Разве не так она ведет себя, когда все в порядке? Надо звонить в «скорую», и срочно!
Потом Аксель обратил внимание на дочь. Казалось, она не в восторге от перспективы демонстрировать ему свое творение. Тогда он сам увлек ее к холодильнику. Рисунки Мэтти нельзя было перепутать – это был фейерверк красочных мазков. Констанс рисовала тщательно, в деталях, и все же Аксель не сразу понял, что именно видит. На первый взгляд казалось, что она изобразила забитую мебелью комнату.
Кот спрыгнул у Майи с колен и начал с громким мяуканьем тереться у ног. Аксель рассеянно почесал его за ухом, снял рисунок и постарался всмотреться:
– Ну и что же это? Дочь стиснула губы добела.
– Не хочешь объяснить? Она яростно помотала головой.
– Это детская, – сказала Майя. Детская. Сердце у Акселя ухнуло куда-то очень глубоко. Он отвел взгляд, не замечая, что комкает рисунок. Детская, что же еще. Вот колыбель, которую он сделал своими руками и из которой Констанс давно выросла. Вот манеж с грудой игрушек, к которой они каждый выходной добавляли по штуке, заботливо выбрав.