Уже когда Костос уходил, он увидел, как худая бледная рука приподнялась с кровати и поманила его. Наклонившись к больному, юноша услышал едва различимые слова:
– Это твой христианский долг – спасти моего внука.
Со дня смерти брата жизнь Костоса кардинально переменилась. Если раньше его старший брат, Георгос, являлся президентом компании и исполнял представительские функции, а он, Костос, руководил одним из филиалов в Афинах, то теперь ему пришлось взять на себя обязанности по общему руководству семейным делом.
Костос очень любил Георгоса, хотя и никогда не был особенно близок к нему из-за разницы в возрасте, ведь тот был на пятнадцать лет старше. Кроме того, они были сделаны из совсем разного теста. Георгос часто, смеясь, называл младшего брата занудой и брюзгой. Костос же со своей стороны вовсе не одобрял образ жизни брата, разнузданность его вечеринок, излишнюю щедрость, с которой тот оплачивал свои удовольствия. Разгульная жизнь Георгоса вместе с его пристрастием к обильной еде, крепким кубинским сигарам и таким же крепким напиткам несомненно стала одной из причин его безвременной кончины в возрасте сорока пяти лет.
Костос, задумавшись, медленно шел в правление компании, в свой роскошный кабинет, который достался ему по наследству от брата, и с грустью вспоминал его слова:
– Я обожаю женщин, причем всех – мою супругу, всех моих бывших жен, дочек, девушек, с которыми я тайно встречаюсь, но почему я должен довольствоваться только одной из них? Если бы мы были мусульманами, я мог бы иметь четыре жены и целый гарем наложниц.
Георгос был неисправимым жизнелюбом и волокитой. Когда он был свободен от обязанностей президента компании, то имел обыкновение совершать увеселительные прогулке по Средиземному морю на яхте «Неисправимый мечтатель» в окружении прекрасных и доступных европейских женщин. Коллекция его красоток могла составить конкуренцию любому конкурсу красоты. Разговоры о двойной жизни старшего сына временами доходили до ушей отца, но Георгос всегда умудрялся замести следы.
По иронии судьбы ни один из многочисленных браков Георгоса не дал ему наследника, хотя каждый раз, принимая из рук очередной жены очередную дочку, он с оптимизмом говорил, что все еще впереди. Сын, о котором он так долго и безнадежно мечтал, родился вне брака, и, к сожалению, мать мальчика вовсе не была средоточием всех добродетелей. Костос в который раз тяжело вздохнул.
После смерти брата они узнали об этом ребенке от адвоката Георгоса, и мысли о внуке превратились в манию для их престарелого отца, который, однако, имел еще достаточно воли, чтобы держать в своих руках семейные компании.