Люди в камере так измотаны, что оставляют новость без комментариев, хотя каждому есть что сказать трехэтажным матом. Прапор подступает к крайнему следняку.
– Лебедев Николай Сергеевич. Сто семьдесят вторая, – глухо спросонья бормочет тот.
Прапор не спеша распахивает папочку и вместе с авторучкой протягивает бедолаге:
– Если согласен, – снижая обороты, переходит он с крика на приемлемый звук, – расписываешься здесь, – тычется в бумагу авторучка. – Если не согласен, расписываешься в этом месте. – Голос старшего прапора Зарубы скатился до елейности. Типа, и самому ему эта процедура катком по мозолям. Приказали, вот и ерзает, а виноват во всем замполит.
Бумага сверху испачкана отпечатанным на допотопной машинке текстом, а внизу как раз вдосталь места для подписей. Зашуганый Николай Сергеевич покорно расписывается, абы где.
Прапор, прежде чем перейти к следующему сокамернику, вычленяет из папки подписанный опросный лист. Оказывается, тот через скрепку соединен с другой бумажкой, только совершенно чистой. А между ними проложена копирка.
Отсоединив чистый лист с откопированной подписью Лебедева, прапор эту ценную бумажку передает выглядывающему через плечо помощнику со старшинскими погонами. А основную бумажку с машинописной лабудой и оригиналом подписи демонстративно сминает и швыряет к унитазу.
Вот теперь у старшего прапора Зарубы не притворное сочувствие на роже обозначивается, а искреннее злорадство. Типа, подцепил он первую глупую рыбку на крючок. Подпись на чистом листе – это не хухры-мухры. Любую пакость туда можно записать, и, типа, подписант с этим согласился. Когда прапор сует ручку следующему сокамернику, тот прячет руки за спину.
– Бельдыев Чингиз Иванович, двести первая, прим «Б». Неправославный. Мне часовня до балды.
Прапор скрипнул зубами, но без комментариев двинул дальше.
– Осужденный Савкин Олег Анатольевич. Шесть лет по семьдесят седьмой. Пребываю до утверждения приговора. Подписаться не могу – неграмотен. – Не пасуя, на Зарубу смотрят такие искренние глаза, что тут же хочется садануть в челюсть.
– Ну да, неграмотен, – попытался согнуть Савкина в дугу одним взглядом прапор. – А кто три жалобы за неделю на нарушение норм содержания накатал? Не ты ли?
– Точно, гражданин начальник, я, – вроде как уступил, согласился Савкин. – Только все одно неграмотный я. Это ангел моей рукой водил. А что там в жалобах содержится, я даже не знаю.
– Ну так пусть и сейчас за тебя ангел подмахнет. Ну?! – требовательно придвинул раскрытую папку и авторучку прапор.
Остальным в камере даже интересно, как Савкин, то есть Сова, отмажется. Не простой человек Сова, семьдесят седьмую ему пришили, а мокруха осталась не доказана. Гражданин Савкин похрустел пальцами, однако по размышлении авторучку принял. И тут только вышколенная реакция стоящих по бокам сослуживцев спасла старшего прапора, хотя и сам он был настороже.